Карпухин

За дверью слышны в столовой голоса, преимущественно голос и смех Лидии, радушной хозяйки. Когда там, видимо после первой рюмки, наступает сосредоточенная тишина, в кухню входит Светлана. Она безразлично идет вдоль ряда закусок — это сытый ребенок, — берет с блюда понравившуюся ей зеленую горошинку, сосет ее, как леденец.

— Света, — говорит бабушка, — хочешь есть, положи на тарелку. Но не балуйся. С едой не балуются.

— Подумаешь, еда! Одна горошина. Мама тут без тебя с ног сбилась. Память не в том, чтобы каждое воскресенье на кладбище ездить, — говорит она тоном матери. Мария Кузьминична вытирает стакан и с сожалением смотрит на внучку.

— А дедушка тебя так любил! — говорит она печально. — Помнишь, косы у тебя начали сечься, он посадил тебя па стул, сам сел рядом на маленькую табуреточку и так по волосику, по волосику все обстриг. Каждый волосочек отдельно. Он уж тогда плохо видел.

— Это когда мы в деревне жили? — с загоревшимися глазами обрадовалась Светлана. — Я помню. Я ему еще книжку читала про Конька-Горбунка, пока он стриг.

Мария Кузьминична гладит по волосам приласкавшуюся к ней Светлану. Она вся сейчас в прошлом.

— Бабушка, ты когда опять поедешь? В воскресенье? — Светлана снизу заглядывает ей в лицо, — Ладно, я с тобой поеду? Ладно?

— Глупенькая ты у меня, совсем еще глупая, — говорит Мария Кузьминична, гладя Светланины волосы.

— Думаешь, мама меня не пустит? Это она только на похороны меня не пустила, чтоб я не волновалась. В моем возрасте вредно волноваться.

Вбегает Лидия.

— Светлана! Где ты? Иди скорей, Анисим Родионович и Анна Фоминична хотят послушать, как ты поешь.

Лидия в ажиотаже, лицо горит. Она обдергивает на Светлане нарядное платье.

— А я не хочу им петь.

— Как не хочешь! Анисим Родионович и Анна Фоминична будут слушать. Немедленно идем.

Лидия за руку тащит упирающуюся Светлану, и уже из коридора слышен ее ликующий голос:

— Анисим Родионович!..

Захлопнулась дверь и обрубила конец фразы.

Мария Кузьминична остается одна в кухне, перетирает тарелки. Уже все закуски унесены. На их месте грязная посуда. Бабушка вытирает и прислушивается к голосу Светланы, едва слышному здесь. В столовой вдруг раздаются аплодисменты, и сейчас же кричит Лидия:

— Мама, несите чай!

Мария Кузьминична входит с чайником. На столе тот беспорядок, какой бывает, когда люди уже сыты и на еду смотреть не хочется. Анисим Родионович, отвалившись, сидит на стуле, дышит животом, и от никелевой пряжки пояса солнечный зайчик то вспрыгивает на потолок, то опадает на беленую стену. Он курит и слушает. Против него по другую сторону стола стоит Светлана. Она поет и быстрыми глазами с любопытством оглядывает гостей. Это живой ребенок, умеющий видеть смешное. Родители не дышат. У Анны Фоминичны на красном от вина лице благосклонная улыбка.

Взяв грязную посуду, Мария Кузьминична молча выходит. Так больно ей, что даже не глянула на новый шкаф, ни на что не глянула. Перед глазами — Светлана, поющая в табачном дыму.

Улица перед домом. Уже вечер, зажглись лампочки над подъездами, зажглись фонари. У ворот женщина-дворник, одетая на ночное дежурство во все теплое, в белом фартуке и со свистком. Постовой милиционер, оглядываясь, что-то шепчет ей на ухо. Дворник рассыпчато смеется, мелкие ровные зубы сомкнуты.

Хлопает дверь одного из подъездов. У дворника лицо сразу становится строгим:

— Держите себя официально, — одергивает она милиционера.

У подъезда Назаруки, вышедшие проводить Грибановых.

— Все очень, очень все было хорошо, — прощается Грибанова. — Мы с Анисимом Родионовичем очень остались довольны.

И по многолетней привычке тут же оглядывается на мужа, не сказала ли что-нибудь лишнее. Но Грибанов только крякает, рассматривая носки чужих и своих ботинок.

— Так просто перед вами неловко, — в один голос с Грибановой оправдывается Лидия. — Ровно ничего не успели приготовить. Он мне в последний момент сказал.

— Мое дело было обеспечить по рюмке чая, — бодрится Назарук.

— Мы с Анисимом Родионовичем остались очень довольны.

Грибанов кряхтит, супруга мгновенно умолкает. Молча Грибанов подает руку. Он начальство и потому подает руку первым даже женщине.

— А насчет того, что мы говорили, ты, Геннадий Павлович, подумай. Подумай. Сейчас инициатива требуется. Вот так. Поддержим.

Все это он говорит, держа в своей руке руку Лидии и не глядя на нее.

Проводив гостей, Назаруки возвращаются в квартиру. Лидия идет на кухню. Мария Кузьминична уже кончает прибирать, осталась только чайная посуда.

— Не знаю, зачем все это нужно делать сегодня, — говорит Лидия. Ей все же неловко взваливать все на мать, но вместе с тем спать хочется. — Вполне можно не спеша сделать завтра.

— Я и прежде никогда не оставляла посуду на завтра. Мне уж поздно переучиваться.

— Я прекрасно понимаю, по какому поводу эта демонстрация. Да, мы заводим новую обстановку. К нам большие люди ходят. А у вас вся память в вещах. Мне стыдно было сегодня перед Анисимом Родионовичем…