Карта хаоса

– Место, вне всякого сомнения, заражено энергиями, которые недоступны нашему пониманию, – заявил Конан Дойл с видом посвященного, потом медленно обвел взглядом столовую. – И все мы их ощущаем, только не всем хватает смелости в этом признаться.

– Кому же, например? – спросил Мюррей.

– Тебе, дорогой, – ответила Эмма. – Элементарно.

– Ах так? И что я, по-вашему, должен ощущать? Что души этих симпатичных джентльменов прямо сейчас находятся здесь и следят, чтобы мы не вздумали насмехаться над их усами? – гнул свое Мюррей.

– Я этого не сказала, дорогой, – ответила Эмма с прежним спокойствием. – Но я согласна с Артуром: в этом доме есть что-то, что мы ощущаем, но не можем распознать. Возможно, это не души умерших или даже не то, что мы считаем душами умерших. Однако возможно и другое: все, что пережили эти люди, – она медленно обвела портреты рукой, – все, что они испытали, что любили, каким-то образом сохранилось… – Эмма подошла к столу и рассеянно погладила спинку стула, продолжая говорить с мечтательным видом: – Вообразите, сколько всяких сцен разыгралось тут, в столовой: званые ужины, семейные драмы, объявления войны, счастливые известия… И все это до сих пор остается здесь, снова и снова происходит, каким-то образом вибрирует в воздухе, пусть и не доступное ни нашим глазам, ни нашему слуху, потому что наш разум воспринимает только настоящее… А вдруг существуют такие места, как это, где, словно в речной заводи, течение времени замирает и жизненные события веками накладываются одно на другое, то есть образуют единое и многослойное настоящее, а также… скажем так, осадочные породы бытия – их-то мы сейчас и ощущаем. Джордж, не исключено ведь, что мурашки побежали у тебя по спине как раз потому, что в тот самый миг сквозь тебя прошел дворецкий, неся поднос с бокалами. – Уэллс глянул на нее с изумлением и незаметно сделал маленький шажок в сторону. – А ты, Джейн, возможно, как раз сейчас попала на перекресток взглядов двух соперников, которым на рассвете предстоит сойтись в поединке. А на этом вот стуле, на который я сейчас опираюсь, возможно, сидит влюбленный и поглаживает под столом ножку своей дамы, пока она вычерчивает пальчиком на скатерти их инициалы.

Рассуждая таким образом, Эмма написала тонким указательным пальцем на пыльном столе буквы “М” и “Э”. Потом с задумчивой улыбкой залюбовалась на них – наверное, она спрашивала себя, а что будет через сто лет, когда и эти буквы, и сама она исчезнут, вдруг какой-нибудь посетитель угадает ее жест. Но тут Эмма заметила, что все молча ждут продолжения. Она подняла глаза, и милый румянец заиграл на ее щеках:

– О, прошу прощения за нелепые фантазии. Я принадлежу к юной нации, где камни лишены памяти, поэтому места, подобные этому, кажутся мне волшебными…

– Тебе не за что извиняться, дорогая, – сказала Джейн. – Ты действительно очень красиво все описала.

Все дружно ее поддержали, исключая Мюррея, который просто с обожанием смотрел на Эмму.

– И не только это, – добавил Конан Дойл пылко. – Она сумела замечательно выразить то, что и сам я всегда говорил: что-то от нас переживет смерть наших тел. А почему бы, собственно, и нет? Не исключено, что смерть – это всего лишь повторение нашего существования на более высоком уровне, нечто вроде гиперкуба Хинтона, где мы проживаем все мгновения нашего существования одновременно… В конце концов, медиумы передали нам множество свидетельств, где духи описывают загробный мир как точную копию их прошлой жизни.

– Сдается мне, вы не поняли ни слова из того, что сказала моя невеста, мистер Конан Дойл, – заявил Мюррей.

– Прекрасно понял, – с возмущением возразил писатель. – По-моему, имеется множество форм для выражения одной и той же теории. Что-то остается после нас – вне нашей воли, вне нашего понимания времени и пространства или, хотя это одно и то же, вне нашего понимания смерти. Пусть наше тело исчезнет, нечто от нас сохранится и будет существовать вечно. Я полностью согласен с вами, Эмма: должны быть такие места – и, разумеется, такие люди, – которые способны канализировать подобную энергию. Нельзя исключить, что этот дом – одно из таких мест, поскольку каждый из нас сейчас, вне всякого сомнения, что-то ощущает. И вы, Эмма, и мы с Джорджем. И ты тоже, Джин, правда ведь?

Девушка кивнула, но на лице ее явно читалось смятение.

– Это, видать, от сырости, – сказал Мюррей, сморщив нос и подняв глаза к потолку.

– О, Монти, ты неисправим, – с отчаянием воскликнула Эмма. – Обещаю, что, если умру раньше, чем ты, каждую ночь стану приходить и мучить тебя.

– Но прежде тебе придется отыскать соответствующий канал, – с улыбкой напомнил ей жених.

– Ладно, – не сдавалась она, – с твоим-то богатством… Наверняка сумеешь нанять самого лучшего из медиумов.

– Уж в этом ты можешь не сомневаться, дорогая.

Глаза Эммы весело сверкнули.

– И я хочу, чтобы сеанс проводился здесь, – потребовала она и притопнула ножкой. – Если я стану призраком, только тут я соглашусь явиться тебе! Тут все так восхитительно леденит душу!

– Как всегда, дорогая, ты демонстрируешь самый изысканный вкус…