– Да, так я назвал свой роман: “Змей Уроборос”. – Эрик робко улыбнулся. – Есть такой скандинавский миф – про дракона, или змея, который кусает собственный хвост. Это символ циклической природы жизни, чередования жизни и смерти. Знаете, я всегда восхищался скандинавскими сагами и в своем романе пытаюсь подражать…
– Хорошо, хорошо… – перебил его молодой человек с искусственной рукой, переглянувшись со спутниками. – Думаю, тебе пора отправляться на свой пост, парень. Скоро надо будет открывать музей, и у тебя наверняка еще остались кое-какие дела… – Он опустил металлическую руку сторожу на плечо и, слегка подталкивая, проводил в холл. Эрик поглядывал на протез с опаской. – И не тревожься, если увидишь в музее полицейских из Скотленд-Ярда, которые что-то записывают и осматривают… Все в порядке. Рутинное дело, ничего серьезного, но мы, конечно, рассчитываем на твое умение держать язык за зубами. Чуть позднее я дам тебе адреса мистера Конан Дойла и мистера Уэллса, и ты пошлешь им свою рукопись… Договорились?
Эрик кивнул и, бросив последний растерянный взгляд на необычную компанию, вошел в музей.
– Но запомни: сейчас ты проживаешь лишь одну из своих возможных жизней. Есть и другие! Возможностям нет числа! – крикнул ему вдогонку Конан Дойл.
– И ради всего святого, если хочешь стать писателем, сделай покороче свое имя! – добавил Уэллс.
Когда дверь за сторожем закрылась, Мюррей сказал:
– Кто бы мог поверить! Он ничего не помнит, ему кажется, что все случившееся было сном! И что его писательские фантазии ему тоже приснились. Как мне – капитан Шеклтон.
– А мне – Шерлок Холмс! – добавил Конан Дойл.
– А я видел марсианские треножники, – вставил Уэллс. – Мало того, когда за нами гнался Маркус Риз, я вроде бы вызвал…
– Проклятье, но тогда… – перебил его Артур, – все, что мы воображаем, где-нибудь да существует!
– Однако… Куда все это подевалось? А разрушенные здания? А трупы? – задумчиво произнесла Джейн. – Посмотрите: люди спокойно идут по своим делам… И никто, похоже, ничего не помнит!
– Так оно и есть, – согласился Мюррей. – А вдруг это значит, что никакого конца света вовсе и не было?
– Но мы-то его помним, – возразила Джейн. – Вот и сторожу он приснился…
И тогда капитан Синклер обратился к профессору Рэмси:
– Профессор, если я правильно понял ваши объяснения, вы явились из того же мира, что и миссис Лэнсбери, и он по развитию оставил наш мир далеко позади. Может, вы сумеете пролить свет на недавние события?
– Да, профессор, скажите, что тут происходит? – подал голос Клейтон. – Насколько я понял, Исполнителю удалось предотвратить заражение и сейчас все пришло в такое состояние, как если бы собака не укусила двойника мистера Уэллса. Но ведь мы-то прекрасно помним, что нам довелось пережить.
– А еще мы помним Баскервиля… и Маркуса Риза, будь он трижды неладен, – добавил Уэллс. – Но если не было никакой эпидемии, то как нам удалось познакомиться с пришельцами из других миров? А главное, почему мы с женой до сих пор остаемся в ночной одежде?
Рэмси по-отечески улыбнулся своим спутникам:
– Джентльмены, миссис Уэллс… По-моему, никто из вас не оценивает в должной мере тот чудесный, волшебный мир, в котором вам выпало жить. Но это не ваша вина. По правде сказать, исключительность вашего мира объясняется именно тем, что ни один из его обитателей не способен понять его до конца. Здесь все возможно, все, о чем кто-то возмечтает или что кто-то вообразит себе, уже существует в какой-либо части вселенной. И вполне вероятно, сейчас кто-нибудь где-нибудь видит во сне вас или придумывает вас… Был ли здесь конец света? Да, был. Или его не было? Тоже да, не было.
– Но не может же быть и то, и другое разом! – возмутился Мюррей.
– Еще как может, Гиллиам! Разве ты не слышал, что сказал профессор? – ответил Конан Дойл, у которого уже азартно заблестели глаза. – Все может быть. Все! Иными словами, где-нибудь случаются истории, которые мы пережили, и существуют эти потерянные миры: эпидемия, приключения Баскервиля, одиссея Маркуса Риза, День хаоса – какими мы их запомнили и именно благодаря тому, что мы их запомнили… Кстати, наша с вами нынешняя история, в которой ничего подобного не случилось и в которой мы избежали эпидемии, а значит, и ее чудовищных последствий, тоже существует, и существует она потому, что кто-то, возможно, как раз сейчас вспоминает или рассказывает ее. Возможно, все мы – воспоминание о воспоминании и еще о другом воспоминании – и так до бесконечности.
– Да что все это, черт возьми, значит? – взвыл Мюррей.
– Пожалуй, так оно и есть, мистер Конан Дойл, – одобрил его выводы Рэмси. – Вероятно, существование есть не что иное, как вечное и цикличное повторение, плагиат у самого себя, – и это похоже на змея, кусающего собственный хвост…
– Или одна из тех вещей, которые происходят просто потому, что могут произойти… – добавила Джейн с загадочной улыбкой.
Муж глянул на нее в недоумении.
– А почему же никто, кроме нас, ничего не помнит? – спросил Клейтон.