Карта нашей любви

Холли скорчила гримасу, по которой было отчетливо видно, что для нее нормально и что нет, и Эйдан рассмеялся. Она дошли до конца главной дороги и пришли в бухту. Учитывая, что на настоящей лодке Холли никогда не плавала, она удивилась, как сильно ее к ним сейчас тянуло. Ей ужасно нравилось, что все они имели названия, и она спросила Эйдана, как бы он назвал свою лодку, если когда-нибудь купит ее.

– Наверное, как-нибудь по-ирландски, типа «Трилистник». А ты?

– Это было бы что-нибудь греческое, – сказала Холли. – Но я пока не знаю достаточно слов, чтобы выбрать что-нибудь. Тебе много времени потребовалось, чтобы его выучить?

Эйдан поднял плоский камешек и пустил его по воде. Он подпрыгнул и радостно крикнул, когда камень три раза коснулся поверхности, прежде чем пойти на дно.

– Меньше, чем понадобилось, чтобы научиться этому фокусу, – широко улыбнулся он. – Я намного лучше говорю по-гречески, чем кидаю камни.

– Я даже представить не могу, как это делать, – призналась она, глянув на него через солнечные очки и впервые заметив, что у него появляется ямочка на щеке, когда он улыбается.

– Идем, я тебя научу!

Оказалось, что метать камни намного сложнее, чем можно подумать, и через десять минут попыток Холли сумела изобразить только «плюх и бух», как это назвал Эйдан. В конце концов она стала намеренно бросать камни прямо на дно.

– Я смотрю, твоя колючая часть вернулась, – поддел ее Эйдан, когда она, прищурившись, отвела руку и бросила камень подальше и поглубже.

– Это глупая игра, – сказала она. Солнце припекало, и она беспечно спустила лямки своей майки. На секунду, такую короткую, что Холли засомневалась, не придумала ли она это, Эйдан скользнул глазами по ее открытым плечам.

– Давайте, барышня, – сказал он, выбирая новый камень из кучи, которую сложил у ее ног. Встав прямо за ее спиной, он поднял ее правую руку и вложил в нее теплый камень. – Нужно держать вот так, поняла? – объяснял он, поворачивая ее руку вместе со своей рукой, и мягко надавливая указательным пальцем, чтобы он зацепил камень.

– Если ты бросишь его плоской стороной, вот так, получатся «блинчики», – добавил он. Несмотря на жару, Холли почувствовала, как волоски на шеи встали дыбом. Эйдан скользнул второй рукой вокруг ее талии и объяснял, как нужно наклоняться для броска. Она закусила губу и заставила себя сосредоточиться, представляя, как камень ударяет по воде и снова подпрыгивает на поверхности. Она ощущала дыхание Эйдана на своих волосах, чувствовала, как оно ласкает ямку между ее ключицами. Когда он наклонился к ней и отвел руку назад, готовый к броску, Холли заметила, как что-то внутри нее дернулось, рука вдруг стала липкой, и прямо перед броском камень соскользнул вниз, стукнулся о бетонную стену бухты и исчез под водой.

– Думаю, я не создана для кидания камешков, – сказала она, пытаясь разрядить возникшую странноватую атмосферу смехом.

Эйдан сделал шаг назад и отпустил ее руку. В его глазах читалось нечто, от чего Холли вздрогнула, нечто, похожее на звериный голод, но он быстро взял себя в руки.

– Я же говорил, на это понадобятся годы. Пойдем, пора тебя покормить.

Глава 15

Когда Холли была ребенком, мама всегда вдохновляла ее пробовать новое. Залезть на самое высокое дерево в парке, связать медвежонка или спуститься с горы на роликах – Холли всегда была только «за» (наверное, меньше энтузиазма она испытывала только при спуске на роликах после десятой ссадины на коленках). Это правило распространялось и на еду. Холли помнила, как они ели омлет с сыром с анчоусами из банки и бутерброды с бананом и салатом. Все, что она хотела попробовать, Дженни разрешала, даже если во время приготовления какого-то блюда ей самой становилось нехорошо.

Когда она начала пить, Дженни потеряла страсть к жизни, в том числе к жизни Холли, и они постепенно пришли к картошке с фасолью или дешевой пицце, которая разогревалась в микроволновой печи. Дженни с грохотом ставила что бы там ни было на стол и говорила дочери: «Ешь давай, а то остынет», а затем ковырялась в собственной тарелке, перед тем как выбросить большую часть в ведро. Как будто все годы перед этим она носила маску идеальной матери. Много лет наблюдая, как мама проваливается все глубже и глубже в пропасть зависимости, Холли вообще не могла поверить, что та ласковая, любящая женщина, с которой она выросла, была настоящей Дженни. Она просто играла в маму, которой никогда не хотела быть.

Только начав встречаться с Рупертом, Холли обнаружила страсть к гастрономии. Она безумно любила ходить в рестораны, а многочисленные деловые обеды сделали Руперта экспертом в том, что касалось посещения новых мест и открытия настоящих жемчужин ресторанной кухни. Через несколько месяцев нежных уговоров Холли начала пробовать такие вещи, как суши, тапас и индийские карри, от которых ее бросало в жар. Чревоугодничество стало одним из самых любимых их совместных занятий.