– Он приезжал ко мне месяц назад или около того… Такой же, как и все они, – напускает туману, говорит обиняками. Расспрашивал про разные корабли, разные документы – чтобы скрыть то, что он действительно ищет. – Время от времени Гамбоа улыбался Танжер, и щель между резцами придавала его улыбке еще больше обаяния. – Он привез с собой очень длинный перечень вопросов, и в нем, как бы скрываясь между другими пунктами, на восьмом или десятом месте стояла «Деи Глория»… Поскольку мы с тобой несколько раз говорили по телефону, я уже знал, что ты этим занимаешься. И было совершенно очевидно, что у Палермо есть какой-то совсем свежий след.
Он умолк, глядя, как на леске бьется пойманная рыба. Кефаль. Рыбак, худой мужчина с огромными бакенбардами, в белой майке, осторожно снял ее с крючка и бросил в ведро, где она продолжала извиваться среди других серебристых веретен.
– И когда Нино Палермо упомянул «Деи Глорию», я тут же связал концы с концами, – снова заговорил Гамбоа. – Я принял его приглашение пообедать в «Эль Фаро», слушал его внимательно, кивал, сказал пару пустых фраз, дал ему сведения по самым, на мой взгляд, незначительным вопросам из его списка, и мы распрощались.
– Что ты сказал ему про «Деи Глорию»?
Воротничок ее полурасстегнутой блузки теребил ветер, облеплял ноги легкой тканью юбки. Ее обаянию мужчины поддавались с легкостью, но она вовсе не хотела выглядеть победительницей, решил Кой. И не прикидывалась беспомощной девицей, которую нельзя не защитить. Она уверена в себе, сведуща. Откровенна с Гамбоа, как с коллегой, товарищем по работе: зачем нам обманывать друг друга, мы – свои, а вокруг – чужие и так далее и тому подобное, давай я тебе расскажу то, чего ты не знаешь. Жизнь – штука нелегкая, и каждый сам справляется как может. Да, ты дал мне нужную информацию, и я тебе должна.
«Умна, – подумал Кой. – Очень умна, или, может быть, интуиция у нее развита до ненормальности, и ей доподлинно известны все механизмы управления мужчинами». Он вспомнил капитана второго ранга из мадридского Морского музея, его лицо, когда он говорил с ней в коридоре, рядом с ее кабинетом. Да-да, адмирал, она – своя. Бросалось в глаза, что и с директором обсерватории она ведет себя точно так же. Я – своя.
Гамбоа снова улыбнулся, словно вопрос, который она задала, показался ему излишним.
– Я сказал ему ровно столько, сколько надо. То есть ничего. Поверил он мне или нет – не знаю… Во всяком случае, он был очень осторожен. – Гамбоа повернулся к Кою, как будто ждал, что тот подтвердит его слова. – Вы, наверное, знакомы с Нино Палермо?
– Он хорошо его знает, – сказала Танжер.
«Уж слишком она поторопилась», – подумал Кой. Он наблюдал за ней, и она знала, что он наблюдает, – отвела глаза и с преувеличенным интересом смотрела в сторону моря. «Я, может, и знаком с Палермо, хоть и не слишком хорошо, – продолжал он свой внутренний монолог, – но ты, красавица, уж слишком поторопилась, сказала это на секунду раньше, чем следовало бы. А это не годится. Тем более если ты такая умная девочка. Очень жаль, что ты до сих пор совершаешь такие ошибки. Или держишь меня за идиота».
– Не так уж и хорошо, – ответил Кой Гамбоа. – Вообще-то, я был бы не прочь узнать его получше.
– Ну, в этом деле у вас соперников не будет.
– Он вовсе не в этом деле, – сказала Танжер.
Директор обсерватории опять посмотрел на них, как бы снова стараясь понять, что за отношения их связывают. Потом сказал Кою:
– Отец его мальтиец, мать – англичанка, сам он из Гибралтара, то есть пиратские традиции в крови. Я знаю Палермо давно – с тех пор как приводил в порядок архивы в кадисском музее. Одну из попыток, и попыток самых серьезных, поднять «Сантиссима Тринидад» сделал именно он. В свое время «Тринидад» был самым большим военным кораблем в мире. Этот четырехпалубник со ста сорока пушками был потоплен в Трафальгарской битве, хотя англичане хотели отбуксировать его в Гибралтар. – Гамбоа показал рукой куда-то в море. – Он здесь, совсем недалеко от Пунта-Камариналь. С ним хотели сделать то же самое, что шведы с «Васой» и англичане с «Мэри Роуз». Но попытка Палермо, как и большинство таких предприятий, кончилась ничем, поскольку испанское правительство…
– Как собака на сене, – подхватила Танжер.
– Именно. И сам не гам, и другим не дам.
Гамбоа бросил окурок в волны, разбивавшиеся о волнорез, и продолжил рассказ. Палермо – настоящий средиземноморец, с таким мафиозным душком, ну, в общем, Кой понимает, о чем речь: Марокко рядом, в ясные дни его берега видны из Гибралтара и Тарифы. Здесь проходит граница Европы. Палермо зарегистрировал свою фирму «Deadman’s Chest» лет шесть-восемь назад и славился отсутствием щепетильности. У него имелись интересы в Сеуте, в Марбелье и Сотогранде, к работе он привлекал подозрительную публику по обе стороны пролива, в его распоряжении находилась команда контрабандистов-профессионалов и компании-однодневки, которые таскали для него каштаны из огня, когда дело заходило слишком далеко.