Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Почти все время он говорил, обращаясь к Танжер, но иногда взглядывал и на Коя, словно не хотел, чтобы тот чувствовал себя лишним. «Надеюсь, ты не в претензии, – говорили его глаза. – Понятия не имею, с какого боку ты причастен к этой истории, приятель, но надеюсь, ты не в претензии, что я с ней разговариваю и улыбаюсь ей. Заметь: вы здесь ненадолго, а она так привлекательна. Не знаю уж, то ли ты и вправду моряк, у которого куча свободного времени, или просто предан ей с потрохами, или еще что, и не знаю, что там между вами, но хочу всего лишь немного порадоваться. Зарядить аккумуляторы, так сказать. И больше ничего. Другого гонорара мне за свои услуги не требуется. Совсем скоро она опять будет в полном твоем распоряжении, или как там это у вас, и лови свою удачу дальше, приятель. Жизнь и правда коротка, а такие женщины не часто встречаются. По крайней мере, мне».

– В то время Испания не воевала с Англией, – заметила Танжер. – И может, охрана не была обязательна.

Гамбоа прикурил надцатую сигарету, выпустил дым в щель между резцами и кивнул. Он был не только военным, но и историком флота. До назначения на должность директора обсерватории он заведовал Архивом военно-морского флота в Кадисе.

– Может быть, вы и правы, – продолжил он, – но мне все же это кажется странным… В тысяча семьсот шестьдесят седьмом году Кадис владел монополией на торговлю с Америкой. Только одиннадцать лет спустя Карл Третий издал указ о свободе торговли и отменил привилегию Кадиса, который до той поры был единственным портом, куда могли приходить корабли из Америки… И получается, что бригантина шла из Гаваны не совсем законным курсом, если, конечно, придерживаться буквы королевских указов. Или не совсем обычным. – В задумчивости он сделал две долгие затяжки. – Если бы все было обычно, бригантина должна была зайти в Кадис, а уж потом следовать в Валенсию, конечный пункт назначения. – Он снова затянулся. – А по всей видимости, это сделано не было.

У Танжер имелся наготове ответ. Она вообще знала ответы почти на все вопросы, решил Кой. Она не столько искала новые факты, сколько стремилась подтвердить уже известные ей данные.

– «Деи Глория», – объясняла она, – имела особый статус. Не забывай, она принадлежала иезуитам, а у них были некоторые привилегии. Они имели налоговые льготы, ходили в Америку и на Филиппины со своими капитанами и штурманами, пользовались собственными лоциями и морскими картами, и, как мы сказали бы сегодня, прозрачности в их финансовых делах не было… Это фигурировало в качестве одного из основных обвинений, когда требовалось обосновать их изгнание, которое готовилось в полной тайне.

Гамбоа слушал ее очень внимательно.

– Значит, иезуиты, да?

– Именно.

– Это объясняет кое-что необъяснимое.

Сколько часов она провела в своей квартире напротив вокзала Аточа, обдумывая все это… Сколько дней и месяцев лежала с этими мыслями в той кровати, которую он видел мельком, сидела за столом, заваленным книгами и документами, связывая концы с концами в своем бесстрастном мозгу, словно играла в шахматы с противником, чьи ходы она угадывала заранее… Прокладывала курсы, в которых учитывались все мы. Уверен, этот разговор, этого бородача, вид на море с этой террасы и даже час прилива и отлива она вычислила заранее. Осталось закрепить шкоты, подтянуть булиня – и вперед, в открытое море. Такие, как она, никогда и ничего не забывают на берегу. Скорее всего, она никогда не выходила в море, но в воображении уже сорок раз спускалась на дно, к затонувшей «Деи Глории».

– Одним словом, – подвел итог Гамбоа, – жаль, что у нас так мало документов. – Он повернулся к Кою. – Кадисский архив – единственный, который не был передан Главному архиву Висо-дель-Маркес, где собраны практически все документы Эль-Ферроля и Картахены, относящиеся к более позднему периоду, чем та документация, которая хранится в севильском Архиве Индий. А в Кадисе был один упрямый адмирал, который наотрез отказался передавать здешнюю коллекцию документов. И что мы имеем в результате? Ясное дело, пожар – сгорели практически все документы восемнадцатого и девятнадцатого веков, а также оригинальные граверные доски, с которых печатался атлас Тофиньо. – Тут Гамбоа снова глубоко затянулся и хохотнул, глядя на Танжер. – Ведь иначе и быть не могло, верно? Пожар обязательно должен был случиться. Зато работа твоя от этого становится такой романтичной!

– Но ведь не все же пропало, – возразила Танжер.