Но Уайтхеду все равно многое показалось бы знакомым на улицах Сохо, хотя здания там уже совсем другие, да и жить в районе стало намного дороже. Кофейни в Сохо в основном принадлежат национальным и международным сетям, но вот остальной район по-прежнему бурлит кипучей энергией местных предпринимателей. Производители минеральных зубов уступили место съемочным павильонам, хипстерским музыкальным магазинам с виниловыми пластинками в витринах, конторам по веб-дизайну, дорогим рекламным агентствам и бистро в духе «Клевой Британии», а также работницам сексуальной индустрии, напоминающим о неприглядных семидесятых. Район процветает, повсюду царят страсти и провокации, характерные для густонаселенного города. Улицы кажутся живыми – именно потому, что их оживляют пересекающиеся пути огромного количества человеческих жизней. А то, что на этих перекрестках преобладающими чувствами являются безопасность, энергичность и поиск новых возможностей, а не нависающий страх смерти, – наследие битвы, развернувшейся на этих улицах 150 лет назад. Возможно, самая важная его часть.
На самой же Брод-стрит за полтора столетия, отделяющих нас от тех ужасных дней в сентябре 1854 года, неизменным осталось лишь одно предприятие. Вы по-прежнему можете выпить пинту пива в пабе на углу Кембридж-стрит, всего в пятнадцати шагах от места, где когда-то стояла колонка, едва не убившая весь район. Изменилось только имя: теперь паб называется «Джон Сноу».
Холерный вибрион под микроскопом
Эпилог
Возвращение на БРОД-стрит
Жительница деревни перевозит детей в город. Горожанка рожает ребенка. Умирает старый крестьянин. Возможно, какое-то из этих событий произошло прямо сейчас, и благодаря ему покачнулись глобальные весы. Мы вошли в новую эпоху, в которой население планеты больше, чем на 50 процентов, состоит из городских жителей[15]
. Некоторые эксперты считают, что в конечном итоге в городах будет жить 80 процентов населения Земли, после чего мы достигнем стабильной точки. Когда Джон Сноу и Генри Уайтхед ходили по узким лондонским улочкам в 1854 году, в городах жило чуть меньше 10 процентов населения планеты, а в начале XIX века – и вовсе лишь 3 процента. ПрошлоЕсли бы вы на машине времени отправились в Лондон в сентябре 1854 года и рассказали кому-нибудь из лондонцев демографическое будущее, которое ожидает их потомков, несомненно, многие пришли бы в ужас, представив себе «планету-город», как любит выражаться Стюарт Брэнд[16]
. Лондон XIX века напоминал раздувшегося от раковых опухолей монстра, который вот-вот должен был упасть под собственным весом. Два миллиона человек в тесных городских границах казались коллективным безумием. А в будущем кто-то повторил то же самое, но сПока что эти страхи оказались необоснованными. Современная урбанизация дает больше решений, чем проблем. Города по-прежнему остаются мощнейшими двигателями богатства, инноваций и творчества, но за 150 лет, прошедших с тех пор, как Сноу и Уайтхед провожали взглядами ряды катафалков в Сохо, города превратились еще и в двигатели здоровья. Две трети женщин, живущих в сельской местности, получают помощь во время беременности и родов, но в городах эта цифра превышает девяносто процентов. Почти восемьдесят процентов всех родов в городах проходят в госпиталях или других медицинских учреждениях, а в сельской местности – всего тридцать пять процентов[17]
. Именно поэтому в городах заметно меньше младенческая смертность. Подавляющее большинство самых лучших госпиталей мира находится в больших городах. По словам координатора Глобального доклада ООН по населенным пунктам, «городские поселения предлагают более высокую ожидаемую продолжительность жизни и более низкий уровень абсолютной нищеты и могут предоставлять жизненно важные услуги дешевле и в больших масштабах, чем в сельской местности». В большинстве стран жизнь в городе сейчас продлевает ожидаемую продолжительность жизни, а не укорачивает ее. Благодаря государственному вмешательству в семидесятых и восьмидесятых годах качество воздуха во многих городах сейчас такое же хорошее, каким было на заре индустриальной эпохи.