Карта убийцы

Неужели дело именно в этом? Неужели Молли Парк просто обеспечила то, что Сабина сегодня ночью больше ничего не увидит и не услышит?

* * *

– Ты сказала, что видела фотографию Джесс? – спросил Милтон. Он сидел в углу в обитом кремовой тканью кресле, изучая Блю своими блеклыми водянистыми глазами. Синяя фуражка была у него на голове. Единственное яркое пятно среди бежевых и коричневых оттенков его одежды. Он казался старым, очень старым.

– У них в гостиной, – кивнула Блю.

– Туда я так и не добрался. Я знал, что там что-то спрятано.

– Полиция ее найдет, – сказала Блю, понимая, что это не так.

Вздохнув, Милтон покачал головой.

– К этому времени миссис Парк ее уничтожит. – Голос его прозвучал уверенно. Сделав усилие, Милтон оторвался от кресла, и конечности его задрожали от возбуждения, а не усталости. – Оставайся с Сабиной.

– Милтон, вы никуда не пойдете!

– Я уже несколько лет пытался найти какие-нибудь доказательства, и вот наконец хоть что-то. Я не смогу уйти отсюда без фотографии.

– Она не стоит того, чтобы так рисковать, – сказала Блю.

– А кто ты такая, чтобы говорить мне, ради чего стоит рисковать, а ради чего нет? Ты, которая сбежала в этот чертов лес, которая вернулась сюда, тогда как могла бы вырваться отсюда? Ты ничего в этом не смыслишь, ты не знаешь про Джесс, Маркуса и Мари, и… – Милтон осекся. Ухватившись за туалетный столик, он принялся кашлять, прижимая правую руку к груди. Блю погладила ему спину, успокаивая его, стараясь утешить его так, как Девлин часто утешал ее саму. Милтон разом превратился в женщину, убившую своего престарелого отца, в жертву домашнего насилия, в мужчину, скорбящего по своему умершему сыну; он превратился во всех тех людей, которые прошли через жизнь Блю, испытывая такие чувства, каких она сама никогда не испытывала.

– Я это сделаю, – решительно заявил Милтон, когда кашель прекратился. Слезы увлажнили его щеки, собравшись в складках в уголках губ.

– Все в порядке, – сказала Блю. – Все в порядке.

Покачав головой, Милтон схватил ее за обе руки, и она почувствовала, что держит его, что, если она шелохнется, он упадет; она прочувствовала его всего, целиком, полностью.

– Это я виноват, – пробормотал Милтон. – Это я во всем виноват!

– Расскажите, как все было, – сказала Блю.

Десятые годы

Дверь у него за спиной осталась открытой, и Джеймс не хотел ее закрывать. Ему казалось, что это бы стало слишком официальным заявлением, хотя он сам не мог сказать, что это было бы за заявление. На полочке в прихожей с зарядкой для сотового телефона лежала записка, которую неделю назад оставила Мари: «Элоди Коул, служба опеки Бирмингема», и номер телефона. Джеймс видел, как его жена, прижимая правым плечом телефон к уху, записала данные той, кому они сообщат о Маркусе и Джесс. Рука у нее дрожала.

– Пока что мы не станем это делать, – сказала она Джеймсу, закончив разговор по телефону. Голос ее прозвучал сдавленно. Мари посмотрела на листок с именем и номером телефона, и у нее затряслись плечи. Джеймс крепко ее обнял.

– Пока что не надо, – подтвердил он. – Дадим Маркусу еще неделю, посмотрим, как он справляется.

– Если он еще раз оставит Джесс на ночь одну…

– Он знает, мы его уже предупреждали.

– Если он забудет покормить ее ужином или продаст продукты, которые мы ему дали…

– Тогда мы обратимся в опеку.

– Джесс не захочет отправляться в детский дом.

– Маленькие дети не понимают, что для них лучше.

– Может быть, Маркус больше не притронется к наркотикам. По-моему, на этот раз он настроен решительно.

– Да, будем на это надеяться, – согласился Джеймс.

Он снова мысленно прокрутил это перед глазами: он словно увидел со стороны, как обнимает жену, лелея надежду, отчасти являющуюся мечтой, отчасти – банальной пошлостью. Джеймс решил для себя попозже вернуться к этому моменту. Он растворится в своем воспоминании и останется в нем. Крепко обнимет Мари и не отпустит ее.

Сейчас Джеймс стоял в прихожей один, неподвижно. Он не стал зажигать свет, не закрыл за собой дверь. Одежда на нем была грязная и мятая, на подбородке белыми и бледно-серыми клочьями выросла щетина. Джеймс пришел домой, окутанный тем же самым оцепенением, которое испытал, когда умер его отец.

По бетонному коридору разнесся звук спешащих шагов. Джеймс понял, что ему нужно двигаться, но остался стоять на месте.

– Где ты был? – окликнула его сзади девочка, и Джеймс наконец очнулся. Он перевернул лежащую на полке записку, так, чтобы Джесс не смогла ее прочитать, чтобы она не увидела, что Мари взяла контактные данные социальной работницы, после того как дала Джесс слово, что никуда не будет звонить.

– Привет, привет, привет! – Голос Джеймса прозвучал хрипло, в нем не было искренней радости, но он обернулся к девочке и кое-как скривил губы в улыбке. Джесс вприпрыжку влетела в прихожую, обвила его тонкими ручонками за талию и прижалась к нему щекой. Она состояла из одних только длинных волос, худеньких конечностей и грязного личика. Положив руки на ее теплую спину, Джеймс ощутил под ребрами слабые удары сердца.