Карта убийцы

– Где ты был? – снова спросила Джесс, отпуская его. Она прошла в гостиную и села в любимое кресло Мари. Джеймс с трудом поборол желание вытащить ее из кресла, прежде чем ее запах перекроет последние следы его жены, задержавшиеся в тканой обивке. И он подумал, что теперь это его кресло. И квартира эта теперь его квартира. И кухня тоже его.

И кровать. Эта кровать, эта кровать, о боже, кровать тоже его. Теперь она принадлежит ему одному.

– Где Мари? – спросила Джесс. Она пнула ногой ковер, и если бы Мари была здесь, она бы ее отчитала и сказала разуться.

– Разуйся, милая моя, – сказал Джеймс, слабым, хриплым голосом человека, чья душа состарилась раньше, чем тело. Он по-прежнему стоял в прихожей. Дверь в спальню была распахнута настежь.

Разувшись, Джесс аккуратно поставила туфли под кровать.

– Умница, – похвалил ее Джеймс. Ему казалось, что колени вот-вот подогнутся под ним. Он недоумевал, как ему удалось подняться в автобус и выйти из него, как он дошел до двери квартиры. Не в силах понять, как ему удалось оторвать руки от Мари; и вот теперь он поднял руки к лицу, стараясь уловить ее запах, исходящий от ладоней, от пальцев, но он почувствовал лишь запах чистящего средства из больницы с нотками выхлопных газов с улицы.

– Почему ты нюхаешь свои руки? – спросила Джесс. Положив руку на спинку кресла, она опустила на нее щеку. В уголке ее глаза желтел комок слизи. – Где Мари?

– А ты мыла сегодня лицо, Джессика Пайк? – спросил Джеймс. Грязь обосновалась в складках на шее девочки, образовав черный кружок под подбородком.

– Сегодня утром Маркус помог мне его вымыть. – Девочка смотрела на свою руку, а не на Джеймса.

– Ты уже ужинала? – спросил Джеймс. Он по-прежнему стоял у полки в прихожей, глядя на перевернутую записку, вспоминая номер телефона и ручку в дрожащих пальцах жены, старающейся совладать с собой.

Не отрывая взгляда от своей руки, Джесс рассеянно принялась соскребать с локтя старую коросту.

– Маркус покормил меня перед тем, как уйти. Где Мари?

– Что ты ела?

– Бобы с тостом, – сказала Джесс, широко раскрыв глаза. – Это приготовил мне Маркус. Честное слово!

– Ну хорошо, хорошо, – примирительно произнес Джеймс. – Куда он ушел?

– В клинику. – Девочка продолжала соскребать коросту с локтя. Поскольку ноги у нее были босые, было видно, что она подгибает пальцы. Глядя на нее, Джеймс почувствовал, как оцепенение трескается. Он подумал обо всех тех словах, которые ему хочется удалить из лексикона Джесс, словах, которые не должна понимать девятилетняя девочка: наркологическая клиника, метадон, гепатит, героин, закладка, «травка». Слова, которых не знал сам Джеймс до того момента, как Маркуса после уроков не затащили в переулок и не заставили броситься в погоню за драконом, более жестоким, более страшным, чем все чудовища из сказок, которые ему читали в детстве. А Маркус все еще оставался ребенком. Маленьким ребенком.

– Он скоро вернется, – сказала Джесс.

Джеймс знал ее с самого рождения, знал все ее морщинки и веснушки, знал, когда она говорит правду, а когда врет. Он обещал Мари, что будет заботиться о Джесс. Прикоснувшись пальцами к записке, он понял, что Мари хотела бы, чтобы он, прежде чем звонить своему брату, сестрам Мари и агенту похоронной службы, позвонил Элоди Коул.

Исчезли остатки оцепенения. Проходя мимо открытой двери в спальню, Джеймс почувствовал, как свежий воздух проникает в легкие, почувствовал прикосновение одежды к телу, ощутил слабый запах духов своей жены. У него тотчас же защипало в носу, глаза наполнились слезами, сердце и грудь стиснула боль, отчего ему захотелось свернуться в клубок прямо здесь, на полу у двери.

– Эй, а ты не разулся, – с укором заметила Джесс. Джеймс посмотрел на нее и, сглотнув запах своей жены и боль в груди, сосредоточился на девочке и больше ни на чем.

– Ты права, я лучше разуюсь. Спасибо, Джесс.

– Мари будет на тебя сердиться. Она скажет: «Смотрите, мой муж разносит грязь с улицы по чистому дому» и сделает вид, будто собирается шлепнуть тебя по попке кухонным полотенцем. – Джесс захихикала, и у нее порозовело лицо. Остановившись, Джеймс был вынужден опереться рукой о стену, чтобы удержаться на ногах. Снова сглотнув комок в горле, он попытался найти, что сказать в ответ, но не смог ничего придумать. Казалось, его сердце превратилось в оконное стекло, треснувшее, но оставшееся в раме: одно прикосновение – и оно вывалится, рассыпавшись на миллион осколков. Джеймс натянуто улыбнулся. Выдавил из себя звук, похожий на смех.

– А ты уже ужинал? – осторожно поинтересовалась девочка, привыкшая не тешить себя напрасной надеждой.