Карта утрат

Итянь боялся, что мать неодобрительно отнесется к Мали, ведь руки у той нежные и сразу выдают человека, с тяжелой физической работой незнакомого. Вдруг мать скажет что-нибудь неуместное, даже не сознавая, что грубит. Однако в Пекине мать вела себя робко, словно город накинул на нее тонкую марлю и окутал тишиной. Разговаривая, прикрывала ладонью рот, чтобы спрятать потемневшие зубы, боялась, что ее деревенский выговор здесь не поймут.

– Настоящая красавица, – только и сказала мать о Мали.

Итянь подумал, что мать говорит это не искренне, сам он считал примечательной в Мали вовсе не красоту.

* * *

На свадьбу Мали накрасила губы красной помадой и загнула щипцами ресницы. В то утро Итянь наблюдал за ее приготовлениями, смотрел, как Мали подносит нагретые щипцы к глазам, широко открытым, чтобы не моргнуть. Они оделись вместе. Итянь облачился в белую рубашку с воротником на пуговках и серые брюки, слегка для него широковатые, а Мали надела платье из шелковой тафты кремового цвета, с короткими рукавами-буфами и вышитой вставкой на груди. Платье Мали одолжила старшая сестра. Длиной до середины икры, по моде того времени, оно приоткрывало молочно-белые ноги.

В этот день Итянь решил последовать ее примеру и раскрепоститься. Мали весело чокалась с гостями, собственными палочками подкладывала им на тарелки еду и в шутку предсказывала, чья теперь очередь выходить замуж.

Гостей собралось немного, все уместились за двумя круглыми столами, по десять человек за каждым. За одним столом сидели Итянь с Мали, ее семья и мать Итяня. Другой стол предназначался для друзей. Пришли все, кроме Цзяньго. Впрочем, Итянь не удивился, когда Цзяньго отказался, пробормотав что-то про то, что сперва следовало обручиться. Итянь наконец-то понял. Он, деревенский выскочка, замахнулся на слишком многое, на мечту людей более состоятельных и достойных.

Веселье продолжалось, гости по очереди вставали и произносили тосты, а Итяню больше всего хотелось спрятаться. Вслушиваясь в голоса, он думал лишь о тех, кого здесь нет. Отсутствующие значили для него больше, чем присутствующие. Цзяньго, Ишоу. Отец и дедушка. Ханьвэнь. Утром Итянь пытался представить, как повела бы себя Ханьвэнь. В отличие от Мали, ей вряд ли удалось бы сохранять безмятежность. Во время приготовлений Ханьвэнь наверняка ощущала бы тяжесть, подобную той, что весь день мучила Итяня, предчувствие того, что одна часть жизни вот-вот навсегда закончится и начнется новая, неведомая, часть. Анализируя минувшие годы, Итянь видел основной принцип, согласно которому чередуются события. Каждое начало возможно только благодаря завершению предыдущего. Завершение и начало – петли, без которых дверь не откроется.

Итянь обнял Мали за плечи и, сжав край ее рукава, потер пальцами шов.

– Давай ненадолго выйдем? – прошептал он ей на ухо.

Мали обернулась и, хоть и не разобрала слов, засмеялась. Ее горячее от спиртного дыхание обожгло ему щеку.

– Ма, спасибо вам! – И Мали подняла бокал за мать Итяня.

Се Хань, двоюродный брат Мали, сунул Итяню в лицо объектив компактной видеокамеры. Он взял ее напрокат за собственные деньги и весь день снимал – сказал, что это его свадебный подарок молодоженам.

– Что ты хотел бы сказать сейчас, в этот знаменательный момент? – заорал Се Хань.

Се Хань, который уже трижды произнес тост за молодых, порядочно набрался. Итянь заволновался, что дорогостоящий прибор до конца праздника не доживет.

– Всем привет, – сказал он в камеру, – спасибо каждому, кто пришел сегодня на наш праздник.

– Э, нет, скажи еще чего-нибудь, – потребовал Се Хань, – а то одни вежливые отговорки.

– Да что сказать?

– Скажи чего-нибудь на английском! Ты ж в Америку едешь! – Язык у Се Ханя заплетался.

Итянь смутился. Английские слова выходили у него неуклюже.

Слушая музыку и отбивая ногой такт, он подсчитывал, сколько песен осталось до конца отведенного им времени.

Отец Мали, невысокий полный мужчина с намечающейся лысиной, с бокалом в руке подошел к Итяню. Когда Мали в первый раз привела Итяня знакомиться с родителями, ее отцу он не понравился. Сидя напротив Итяня за столом, уставленным едой, которую наготовила мать Мали, он словно и не замечал будущего зятя. Когда Итянь, попрощавшись, вышел в тот вечер на улицу, он услышал, как отец Мали назвал его деревенщиной. Однако после того, как Итянь получил место в американском университете, отец Мали в корне изменил отношение к нему. Сам же Итянь сомневался, что когда-либо забудет, как отец Мали не нашел для него ничего, кроме пренебрежения. Как и полагается, он чокнулся с тестем и назвал его Па. Потом он заверил его в том, что будет заботиться о его дочери, – Итянь знал, что именно этого и ожидают от мужа. Деньги, стабильность и надежность – все это его вотчина. Тем не менее, глядя на Мали, Итянь был уверен, что уж скорее это она его защитит.

* * *