В качестве свадебного подарка родители Мали оплатили им номер в той же гостинице, где проходило торжество. Намного позже, чем хотелось бы Итяню, друзья поднялись из-за стола и проводили молодоженов в номер. Сам Итянь плюхнулся на кровать, а Мали бережно, чтобы не испортить прическу, села рядом на покрывало. Друзья еще некоторое время походили по номеру, отпуская шуточки про то, как другие постояльцы ночью подкрадутся к двери их номера и станут шпионить. В его деревне дети по традиции прятались под окном и подслушивали, исполняют ли молодожены супружеские обязанности. В конце концов друзья ушли и шум этого дня сменился тишиной.
Кровать была усыпана лепестками роз. Размышляя, где их достали, Итянь пощупал один лепесток. Оказалось, что они искусственные, матерчатые.
– Я думала, мой двоюродный братец никогда не уйдет! – Мали рассмеялась и поцеловала его в губы.
От радости и спиртного лицо у нее раскраснелось. Она смыла в ванной макияж, вернулась в кровать и прижалась к нему. Они впервые лежали рядом, не боясь, что в комнату того и гляди войдет кто-нибудь из соседей.
Подобно большинству студентов, им удавалось побыть наедине лишь поздно вечером, возле озера, где они торопливо и неистово набрасывались друг на друга. Каждый раз, когда их тела оказывались так близко, Итянь с удивлением отмечал, как остро ощущает ее желание. Это ощущение было ему неведомо – чужое желание дарило ему редкую возможность освободиться от теней прошлого и отдать свое тело настоящему. Подобное вожделение он чувствовал когда-то рядом с Ханьвэнь, это всегда происходило по вечерам, когда ее кожа в сумраке почти светилась, но взаимно ли его чувство, Итянь не знал.
В первый раз они с Мали занимались любовью, лежа на траве, неловко стаскивая с себя одежду. Все, во что он был одет, вдруг словно сделалось непривычно тесным. Он переживал, что не будет знать, что делать с ее телом. Но она прижалась к нему сверху, и вся неловкость и неуверенность испарились. Жар ее тела вел его, точно карта.
Мали обняла его, но эрекция так и не пришла.
– Я сегодня что-то устал, – сказал он.
– Ладно. – В ее голосе он уловил недовольство, но руки Мали разжала.
Итянь перевернулся на бок и положил ее руку себе на плечо. Получилось, будто она заключила его в скобки. Он быстро заснул и во сне перенесся на много лет назад, когда рядом лежал дедушка, такой же хрупкий, как Мали. Рука Итяня касалась одеяла, и ему чудилась, что оно такое же шершавое, как когда-то в детстве. Сколько раз мать латала его, но стежки, соединявшие лоскуты, расходились, и к следующей зиме одеяло снова приходилось чинить.
Видео со свадьбы они посмотрели, когда прожили в Америке вместе месяц. Запись прислали в бугристом коричневом конверте, марки на котором свидетельствовали о том, что конверт проделал долгое путешествие. Внутри лежало письмо от Се Ханя. Он писал, что нарочно не высылал запись раньше – хотел таким образом поздравить их с переездом в другую страну.
Камера в дрожащей руке захмелевшего “оператора” выхватывала в прокуренном банкетном зале детали, о которых Итянь не помнил. Подсолнечные семечки, принесенные гостями, обглоданные до блеска куриные кости, неровные пятна кока-колы на белой скатерти. Один за другим в объективе мелькали предметы, то расплывающиеся, то ненадолго обретающие четкость. А потом Се Хань вдруг уронил камеру, и раздался грохот. Се Хань чертыхнулся, но камера не выключилась. В кадре возникла стопка смятых салфеток на подставке для закусок, а затем внезапно появилось лицо матери Итяня. Вокруг весело гомонили, но сама она молча и сосредоточенно смотрела в камеру, в ее блестящий глаз. Лицо матери было бесстрастным. Она выглядела до отчаяния одинокой, и лицо ее было словно бы меньше, чем помнил Итянь.
Первый месяц после переезда был тяжелым и мрачным. Иногда Итяня накрывала тоска от одиночества, и он нарочно покупал продукты не сразу, а в несколько заходов: сегодня – пачку соли, а завтра – перец, просто чтобы оказаться среди людей. Глядя сейчас на лицо матери, Итянь попробовал представить мать на ее собственной свадьбе. Она вышла замуж, когда ей едва исполнилось восемнадцать, и Итянь задавался вопросом, чувствовала ли она, впервые входя вместе с мужем в свой будущий дом, такое же одиночество, какое терзало его в этой новой стране.
Часть V
“Династийные истории”
Глава 34
1993
В детстве, напроказничав, Итянь убегал от матери в поля. Ноги вязли в мягкой земле. Он бежал, пока ее голос не затихал за спиной, пока поле не заканчивалось и не начинался склон, а единственным звуком был шепот ветра в траве.
Сейчас его тянуло не просто убежать – ему хотелось оказаться как можно дальше от Ханьвэнь. Целуя ее, он готов был разорвать все связи с миром лишь ради того, чтобы быть с ней. Какой же неравноценный обмен – обменять жизнь на скоротечное опьянение и страдать потом от тяжкого похмелья.