Карта утрат

Ночью Итянь не спал. Он мерил шагами номер, радуясь тому, что способен двигаться. Когда ходить по вытертому ковру сделалось ему недостаточным, Итянь спустился в вестибюль, разбудил ночного портье и попросил воспользоваться телефоном.

В трубке раздавались долгие гудки. Итянь не сомневался: она что-то почувствовала и поэтому не отвечает.

– Алло? – услышал он наконец голос Мали. На заднем плане шипела сковородка. Там сейчас время обеда, и Мали готовит еду, чтобы поесть в одиночестве.

– Это я, – сказал он.

Трубка вдруг разразилась треском, и ответа Итянь не разобрал.

– Что?! – переспросил он.

Портье сонно глазел на него. Теперь Итянь понимал, почему мать всегда так кричала в трубку, – до чего тут ужасная связь.

– Прости, сейчас плиту выключу. Теперь лучше?

– Немного.

– Я спросила, почему ты так поздно звонишь.

– Не спится. Слушай, я хочу вернуться.

Едва эти слова сорвались у него с языка, как все сомнения исчезли: именно этого он хочет сильнее всего; будь у него возможность – и он признался бы в этом даже незнакомцу.

– А как же твой отец?

– Мне не по себе от того, что я так надолго уехал, что тебя нет рядом. – Итянь ухватился за первый попавшийся предлог.

– Да ты же знаешь, что я прекрасно способна о себе позаботиться. Отец сейчас намного важнее.

– Я уже не знаю, смогу ли отыскать его.

В глазах защипало.

– Ты уверен? Конечно, я по тебе тоже соскучилась, – сказала она.

– Тогда возвращаюсь, – быстро ответил Итянь.

Его охватила радость. Еще несколькими днями раньше оптимизм Мали раздражал Итяня, однако сейчас больше всего на свете ему хотелось вернуться в ту часть своей жизни, где сияет яркий свет.

– Поможешь мне забронировать обратный билет? Через три дня. Мне еще нужно с матерью попрощаться.

Итянь был благодарен расстоянию за возможность спрятать чувства. Сейчас он точно не прошел бы проверки ее взглядом.

Повесив трубку, Итянь вернулся в номер и собрал сумку. Утренний свет постепенно согревал небо. Как выяснилось, вещи он почти и не распаковывал, поэтому времени на сборы не понадобилось.

Он отдал портье ключи и подумал, не позвонить ли Ханьвэнь, чтобы предупредить ее об отъезде. Нет, еще слишком рано, он разбудит ее. В прошлый раз их расставание прошло в тишине, которую нарушил лишь стук двери. Так проще.

* * *

На автовокзале, взвалив на плечи перетянутые ремнями полистироловые сумки, толпились мужчины – Итянь предположил, что это городские рабочие. Деньги за билеты они пересчитывали медленно и старались заплатить самыми мелкими монетками. Битком набитый автобус едва выполз из города. Прижавшись к окну, Итянь наблюдал, как высокие дома уступают место полям и сельским просторам – пейзажу, который Итянь всегда считал типичным для этих мест.

Когда он вошел в дом, от неожиданности мать выронила глиняное блюдо, и оно разлетелось на осколки.

– А я-то и не знала, что ты возвращаешься! – воскликнула она. – Я бы что-нибудь тебе приготовила… Ты уж прости…

Выглядела она еще более усталой, чем при расставании, и Итянь видел, что она пытается согнать с лица выражение, какое бывает у человека, привыкшего к одиночеству.

Мать засуетилась с завтраком, совсем как несколько дней назад, в утро его возвращения. Итянь словно перемотал на начало видеопленку, разве что его представления о том, как пройдет эта поездка, уже показали свою несостоятельность. Он смотрел на себя прежнего, того, кем был всего пару дней назад, с недоверчивым удивлением: неужели он и впрямь так наивно надеялся отыскать отца и оправдать себя? Сейчас же ему остается лишь уповать, что дни, проведенные в родной стране, не разрушат выстроенную им жизнь.

Глава 35

– Это потому что ты на меня сердишься? – спросила мать, когда Итянь сказал, что вскоре уезжает.

– Нет, – честно ответил он.

Теперь, когда она открыла тайну, которую скрывала от него, Итяню стало проще говорить с ней. Он всегда ощущал свою вину из-за Ишоу, и по сравнению с ней материнский проступок казался уже не таким серьезным. Безоговорочное прощение со стороны матери уравновесилось с его прощением и позволило Итяню принять его.

Сейчас, когда Итянь сделал ради отца все, что мог, пребывание в родных стенах тревожило его. С завтраком он уже расправился, а до обеда оставалось еще несколько часов. Он и не представлял, на что в молодости тратил в этом вакууме время. В те годы время ощущалось иначе, оно тянулось и не имело конца, оно представляло собой целый мир, а не как в Америке – пустоту, которую необходимо заполнить работой и заставить приносить пользу. Внезапно и нелепо, но Итянь пожалел, что в доме нет телевизора. Он не сомневался, что с появлением телевидения ощущение времени в деревне изменилось.

Итянь наблюдал, как мать снова и снова подметает один и тот же участок в углу, и тело его наполнялось беспокойством. Радость от того, что он вскоре вернется к жене, сменялась тоской, когда он представлял, какой одинокой останется здесь мать, если Итянь уедет, так и не выполнив своего долга по отношению к отцу. Ему было бы легче, если бы мать принялась его отговаривать.

– Ма, я пройдусь, – сказал он.