Итак, что у нас есть? Он встал и закружил по комнате, чувствуя, как пальцы немеют от волнения. У нас есть итальянский город, интернат для сирот, капуцины-покровители и уроки пения. Еще у нас есть порт и грузовики. И самое главное — рождественский концерт для меценатов, на котором мальчонка с абсолютным слухом отказался выступать. Перед самым концертом отказался, пришлось заменять его кем-то, кто попался под руку.
Это учительница вспомнит. Я бы такого и сам не забыл. Осталось найти в этой фанерной халабуде телефон.
«…Анкона, главный город региона Марке, расположен на побережье Адриатики в районе естественного залива, имеющего форму локтя. Отсюда название города: Αγκων в переводе с греческого означает локоть».
Маркус отложил телефонный справочник и вынул из карты булавку с розовой бусиной. В Анконе нет ни интерната, ни приюта, ни детского дома, ни даже церковной гимназии. Первая зацепка оказалась пустышкой. Вчера в полдень, когда он перечитывал распечатанные страницы, фраза флейтиста об укушенном локте заставила его засмеяться от радости.
Явившись к хозяйке за телефоном и телефонной книгой, он с трудом отбился от приглашения выпить стаканчик красного.
— Куда это вы звоните в субботу вечером? — любезно спросила хозяйка, доставая из-под конторки аппарат с черной спиралью провода. — В Италии это не принято. Все будет закрыто до утра Паскетты!
Выпросив еще и булавки, он поднялся на второй этаж, где давно уже приметил старинную карту Италии, украшавшую стену гостиной. Хорошо, что сегодня нет футбола, обойдется без клекота и стучания кулаком по столу. В четверг он вышел из номера на шум, полагая, что застанет целую толпу постояльцев, но в гостиной был только хозяин, он один издавал все футбольные звуки и взглянул на Маркуса слезящимися от счастья глазами.
Партенопейская республика заливала охрой всю нижнюю часть сапога, а лигурийский лоскут ютился под самым коленом. С границами тут некоторая путаница, подумал он, втыкая одну булавку в восточное побережье, а вторую — в западное. В здешних домах старинные карты попадаются чаще, чем изображения святых: похоже, жители побережья тоскуют по временам кардинала Руффо или Гизульфа Салернского.
Маркус приладил провод, дозвонился в справочную Анконы, обрадовался, услышав живой голос оператора, а потом долго стоял перед картой, страшно расстроенный. Осталась еще одна зацепка, с фелюгой, на нее он меньше надеялся. Наткнувшись на эту фразу в блоге, он пометил на полях: упоминается фелюга, liburna, может быть, Ливорно?
Фраза выглядела так:
Эта местность доводила меня до исступления своими грузовиками, с самого утра они громыхали из порта и назад, вдребезги разнося брусчатку, мою височную кость, молоточек и наковальню. Это не фелюга, а раздолбанный чертов паром! Окна в интернате вечно нараспашку, и угрожающий скрежет грузовиков мешал моим утренним размышлениям под одеялом.
Дозвонившись до справочной службы в Ливорно, Маркус получил номер единственного в городе интерната под названием «Сперанца», долго слушал гудки и наконец дождался ответа. Трубку взял какой-то тип, страшно недовольный тем, что его потревожили в праздничный вечер. Маркус терпеливо выслушал его ворчание и представился журналистом, пишущим о состоянии заведений такого рода в тосканском регионе.
Позовите дежурного воспитателя, сказал он, у меня важный вопрос. Вполне вероятно, что моя статья поможет вам отыскать спонсоров, добавил он, стыдясь самого себя. Я и есть дежурный воспитатель, сказал тип, меня зовут Каполивери.
— Мне нужен телефон или адрес учительницы пения, работавшей в интернате в две тысячи первом году или чуть раньше. Думаю, она уже вышла на пенсию, но ведь в архиве отдела кадров можно что-то отыскать. Вы найдете его для меня?
— Отдела чего? У нас такого отдела нет.