Картезианская соната

— Да, чиркнуть спичкой… Интересно, сколько случаев поджога… Сделать легко, остановить трудно. Адское пламя. Забавное зрелище. И разоблачить невозможно. Озлобленный клерк на почте. Человечек в самом низу лестницы… Дать бы им всем… Ударить — но не розгой, а гранатой… Вот как у Фолкнера описано, когда он бесился, работая на почте, потому что обязан был становиться навытяжку перед любым идиотом с тремя центами на марку. Полить контору ядом… поставить пулемет на колокольне… динь-дон, динь-дон…

Глаза Лютера затуманились, голос слышался как бы издалека.

— Шлюха, обожающая заражать матросов сифилисом, парень со СПИДом, обожающий одаривать шлюх вирусом иммунодефицита… — Пеннер ложкой начертил в воздухе крест, едва не задев себя по носу. — Впрочем, для возбудителя тифа Мария была лишь невинным носителем. Вроде передатчика испорченных генов. Но эти случаи учат нас… вы меня понимаете? — учат различать, где конкретная жертва целенаправленной мести, как брат для Ипполито, с яблочком мишени на глазах дона Джулио, а где обобщенная идея возмездия, как у Алкивиада, натравившего врага на Афины, либо безличная неприязнь к неким универсальным принципам — вроде нелюбви Свифта к человечеству.

Эти различия можно было бы подразделить и пересчитать, что Пеннер и сделал в своих дневниках со всеми подробностями, как я узнал впоследствии. Там проводится тонкое различие между ситуациями с замещением адресата (Сатана, искушающий Еву назло Богу), с заложниками, с козлами отпущения и случайными ошибками. Мера справедливости мести определена с тщательностью, которая сделала бы честь любому закройщику. Символические акты мести (сожжение флагов и т. п.) должным образом отмечаются и оцениваются. Спортивные и прочие игры распределены по коэффициенту мстительности, причем самое высокое значение — у хоккея. Удары по голове битой в бейсболе квалифицируются как сложное явление, поскольку бьют обычно одного игрока, а акт возмездия выполняет другой — подающий мяч, который действует от имени всей команды, да к тому же и принимающий, которому досталось, редко является непосредственным виновником хулиганства.

Лютер составил длиннейшие перечни случаев резни и набегов, предпринятых для преподания урока целым городам и странам, и каждый снабдил скрупулезной оценкой результатов, как правило, ничтожных. Межплеменные распри, расовые конфликты, религиозные споры — все было там учтено и записано.

— Люди остроумные умеют отомстить, не пуская в ход руки: они могут словами повалить и прирезать человека, как откормленную свинью. Допустимым возмездием считаются розыгрыши: ха-ха-ха, как мы тебя, а? — Пеннер с бульканьем полощет напиток во рту. — Стаканы: будешь пить — обязательно прольешь на галстук. Пластиковое дерьмо. Резиновые змеи. Целая промышленность.

Затем Лютер неожиданно вернулся к Гамлету (я обнаружил, что он частенько так делает):

— Почему призрак короля не стал запугивать непосредственно Клавдия на ложе своей вдовы? Почему не счел нужным метнуть гибельный огнь на яйца узурпатора, когда те барахтались в простынях в своем кровосмесительном прелюбодеянии? Не сказал в ухо тому, кто влил яд в его собственное ухо: помни обо мне… Помни обо мне? — Кончик лютеровского кофейного орудия застыл на уровне его правого уха. — Не тот класс. Все равно что пальцем в ну, я уже говорил.

— Наверняка существует какой-то резон, — сказал я.

Пеннер кивнул:

— Вы учитесь на ходу. Может быть, из вас и получится юрист. Да, резон был. Во всяком случае, повод. Возможно, призрак мог являться лишь в определенные часы темного времени суток; ведь когда поет петух, возвещая о приближении розовоперстой зари, призрак словно слышит зов и испаряется, как туман. А может, его заставляет таять приступ гнева, если пение петушка отмечает момент, когда петушок-Клавдий занимает ту позицию между ног королевы, которую некогда занимал он сам, и ему приходится удалиться с позором. Припомните, призрак является в доспехах, как архангел Гавриил. Еще вопрос, столь же призрачны его интимные части, как щит и латы… — Взгляд Пеннера устремился вдаль. — Моя ложечка, моя дирижерская палочка плохо себя ведет. Сбивается с ритма. Придется наказать.

Он разломал пластиковую ложечку на две части и обе бросил в почти пустую белую чашку из толстого фаянса.

— Итак, вопрос заключается в том — если не касаться пения петуха как аллюзии на отречение Петра… и ваше — от меня… должен ли Гамлет отомстить за убийство отца, потому что он сын своего отца, или он вынужден этим заняться, будучи принцем и выполняя свои обязанности. Только в последнем случае его месть оправдывается с христианской точки зрения, согласно святому Фоме.

— То есть как это?..

Это привело меня в замешательство, даже ошеломило, потому что прежде не слышал от Пеннера ничего подобного, да и после того не слышал. Он никогда не был сквернословом, несмотря на скверные зубы. Да и такие резкие жесты были ему, насколько я мог судить, несвойственны. Я не уловил риторического значения переломанной ложечки, хотя оно явно подразумевалось.

Резон. Причина. Повод.