Картина маслом

Заправиться. Шагнуть. Пошатнуться, чтобы обратить на себя внимание. Чтобы аргументировать… Устоять с трудом. Пойти, пошатываясь. Запах такой, что слезу вышибает, голова кружится, того и гляди можно сознания лишиться, тем более инвалиду, который и так еле-еле ходит…

Вышли из «туалетной комнаты». Два боевика приблизились, чтобы обратно сопровождать. Один никакой, а второй тот, который нужен.

Сделать к нему шаг. Вздохнуть тяжко. Закатить на манер «зомби» глаза и, не давая опомниться, завалиться прямо на него. Точно и расчётливо. Но со стороны выглядит — упал, как мешок. Кто-то испуганно вскрикнул. Отшатнуться бандиты не успели.

«Инвалид» рухнул вперед, выставив скрюченные руки, обхватив одного из боевиков поперек живота, чтобы удержаться на ногах.

Но не устоял! Не смог! Тот оторвал его от себя, бросил на пол, отскочил, замахнулся ногой… но бить не стал. Всё-таки убогий, а они бойцы. Не рассчитаешь — зашибешь до смерти…

Но прежде чем «инвалида» оторвали и отбросили, его рука скользнула вниз к «чужому» карману. Мгновенно осмотрелся — никто не смотрит? Нет, чисто! На малое мгновение скрюченные пальцы распрямились, скользнули в карман и ловко выдернули телефон, который ушел в ладонь и тут же в рукав.

Никто ничего не заметил. Потому что антураж — падение, крики… Так учили их: когда хочешь «попользовать чужой карман», обеспечь людям зрелище. Ну или хотя бы на ногу фраеру наступи, чтобы отвлечь внимание болью. Так он и сделал.

Есть телефон! Только бы он раньше времени не зазвонил! Хотя сюда практически никто не набирает.

— Пошли быстро!

Отчего не пойти, теперь можно…

На обратном пути «инвалида» поддерживали со всех сторон. А он шел, загребал ногами, корчил рожи.

Не зря в туалет сходил. Удачно сходил…

Теперь дождаться ночи. Выбрать место поглубже, где все спят. Убедиться, что действительно спят И еще раз!.. Свернуться клубочком возле батареи, захныкать, вздрагивая плечами, чтобы заглушить звуки.

Вынуть телефон, прикрыть полой пиджака, отключить все звуки, заглушить яркость экрана. Какой там номер Литейного? Он находил, запоминал, когда сигнализировал. Надо вспомнить. Да, есть!

Сказать шепотом в самый микрофон: «Я заложник! Наблюдайте за переходом через Зимнюю канавку! Там возможен…»

Да, именно там — больше негде! К окнам на Зимнюю канавку можно притащить тючок, открыть или высадить окно и, пользуясь темнотой или отвлекая внимание какой-нибудь стрельбой или дымом, сбросить груз в воду.

Не в проходящий мимо катер или лодку — именно в воду! И он булькнет и потонет. А там… Под водой могут ждать аквалангисты, которые подхватят груз и отгребут его в любую сторону. Но, скорее всего, в сторону Невы, где их подхватит мощное течение и потащит…

Туда, куда надо, потащит. Туда, где их ждут!

А еще можно сбрасывать в канал «почту». И получать обратно «ответ». И «посылки». Да хоть зенитные комплексы! Потому что можно не только туда, но и оттуда, если подцепить крюком на веревке и поднять из воды. И это гораздо важнее! Но этого уж точно никак допустить нельзя!

Всё! Больше времени нет.

Боевик подозрительно посматривает на плачущего «инвалида», у которого что-то блеснуло в руках. Не вовремя он! Надо сбросить телефон. Быстро и незаметно. Жаль, не удалось сказать всего. Но и так всё понятно!

Надавить, сломать экран, будто телефон случайно вывалился из кармана, упал и разлетелся, чтобы всем всё было понятно, чтобы никаких подозрений. Пропихнуть, засунуть под незнакомую спящую женщину. После, днем, можно будет перебросить его дальше.

Теперь привлечь к себе внимание, чтобы отвлечь от спящей женщины. Повернуться, запричитать, замельтешить.

Боевик подошел, посмотрел, схватил за руки, рванул, приподнял.

Нет, пусто, ничего нет, у инвалида безнадежно скрюченные пальцы. А ими даже номер не набрать.

Отпустил, бросил на пол. Ушел.

Всё. Сделано дело!

Не уйдут монеты. Не уйдет тючок! Перекроется канал! В прямом смысле слова!

И точно — не ушел! Утром, еще до рассвета, что-то произошло — вдруг забегали, закричали, забеспокоились бандиты. Где-то далеко простучала длинная автоматная очередь, а за ней другие…

Сорвались, побежали боевики, рванули в одном направлении. Но скоро вернулись мрачные, злые, волоча за руки, за ноги какой-то труп, капая кровью на пол. Кто-то из своих, в маске. Привели раненого, который стонал и кричал от каждого шага.

— Что там? Что случилось?

— Снайперы! Двух наших завалили. На переходе…

Где-где? На переходе? На том самом? Значит, дошло послание. Значит, не зря старался. Верный был расчет. Не сплоховали ребята с Литейного. Не будет больше тючков. Не будет! И «посылок» и «почты»!

Не будет пути отхода. Ведь если подумать, то не одни только тючки и «посылки», но можно и самим — упасть или ползком на брюхе доползти до среза набережной, нырнуть, а там встретят, дадут подышать, утащат… А теперь — нет! Теперь, только если пуля в грудь!

Закрылась лазейка. Можно отдыхать… Теперь можно!

* * *

На экране узнаваемое лицо, которое каждый день в новостях, а под Новый год возле елки в каждом телевизоре.

— Здравствуйте. Я внимательно слушаю вас.

Османа слушает Президент его страны!