И он посвятил. И устало жевал жвачку вчерашних вопросов, и уже мимо ушей пропускал вчерашние ответы: «Нет, не знаем, ничего и никого…», но в мозгу отпечатались-таки Александрины интеллектуальные игры, и неизвестно почему в одном из домов он задал неожиданный вопрос:
- А скажите… вы не видели, чтобы вчера там, на взгорке, стоял человек и вот этак водил рукой? - Он изобразил прямоугольник, заранее готовый вместе с этими людьми посмеяться над собой, как вдруг хозяин дома хлопнул себя по худым коленям:
- Я видел!… Она стояла - и делала вот так, точно! - В воздухе возник еще один торопливый чертеж. - А тут таксист посигналил, она так и вздрогнула, рука аж подскочила…
- Ну? - застонал Шаров.
- Ну и все. Я домой пошел.
Шаров откинулся на спинку стула… Немного успокоившись, он начал выспрашивать приметы этой женщины, которую хозяин назвал «она», но толкового ответа не добился: «Вроде молодая, в синем платье - да я сзади смотрел…», а в голове толклись мысли о том, что это, конечно, бред, в райотделе с такой версией его просто расстреляют смешками! Хорошо, что Ерохин сказал: «Работай самостоятельно!»
Ночью ему ни с того ни с сего приснился рыжекудрый таксист, который что-то выкрикивал, кружа возле Шарова на своей «Волге» с шашечками, то и дело зависая над землей, и если бы Шаров разобрал, какое слово выкрикивает парень, он сразу узнал бы, кто украл реку и сопки, но машина ревела, ревела…
Шаров проснулся. Ранняя заря разгоняла с неба облака. Непривычный гул не прекращался. Шаров вышел на балкон, смутно надеясь, что за ночь все оказалось на своих местах. Нет, пустота не исчезла, похищенный пейзаж не вернулся, а на том самом взгорке, где вчера мучился Шаров, стояли десятка два черных и желто-синих легковушек, толпились люди в форме, над пустотой парил военный вертолет, а с обеих ее сторон вставали на дыбы катера.
В три минуты Шаров тоже оказался на месте преступления. Увидев в толпе Ерохина, протолкался к нему. И тот быстро рассказал, что несколько минут назад завершилось оперативное совещание в краевом управлении внутренних дел, длившееся всю ночь.
Как выяснилось, кража на шаровском участке была лишь фактом в ряду других, с загадочной методичностью происходивших в течение последнего года, но тщательно скрываемых доселе. Ну, предположим, место, откуда исчезло крыльцо обимурской гостиницы «Центральная» вместе с туго открывающейся стеклянной дверью, можно было обнести свеже-зеленым забором с надписью: «Идут ремонтно-строительные работы!», а постояльцев гостиницы водить с черного хода. Предположим, можно было закрыть на «переэкспозицию» зал «Родная природа» в краеведческом музее, где пропал целый угол. И огородить колючей проволокой и щитами с изображением агрессивного энцефалитного клеща исчезнувший участок Хехцирского заповедника. Не исключено, что творческая мысль обимурских властей изобразила бы нечто подобное и на участке Шарова, однако поблизости, на Втором Воронеже, располагалось десятка два пионерских лагерей, в один из которых проследовал вчера красивый интуристовский автобус с ребятишками и их сопровождающими из зарубежного города-побратима.
Этим же вечером заокеанское радио сообщило всему миру о серой пустоте, образовавшейся в пригороде Обимурска…
Разумеется, ни о какой «самостоятельной работе» теперь и заикнуться было нельзя. Оперативные группы возглавили товарищи из компетентных органов. Легковушки усвистели в город по раскаленно блестящему под синевой небес шоссе, а Шаров, оставивший свои вчерашние догадки при себе, остался стоять на взгорке, опять же глядя в серую пустоту.
Ему не давал покоя сам этот «набор»: участок реки, кусочек леса, крыльцо гостиницы - со стеклянной дверью! - и уголок музейного зала. Судя по описаниям, они были так же «вырезаны» из окружающего. А если и там побывала та же «она», неизвестная в синем платье? Но зачем ей зал музея? Крыльцо?
Шаров машинально поднял руку, привычно обводя надоевший прямоугольник, но в это время раздался внезапный, как выстрел в спину, сигнал пролетевшего мимо автомобиля, рука Шарова дрогнула… и он вспомнил - вспомнил невнятное слово из своего сна: ведь его вчера наяву прокричал рыжий таксист, увозя странно- опечаленного пассажира, да Шаров это слово, что называется, в голову не брал, оскорбленный пренебрежительно-обобщающим местоимением «эти». А слово было - «ведьма».