Картина ожидания

Дверь тихо захлопнулась за ним, но тьму впереди рассеивал неверный, словно бы узорчатый свет, и Шаров, приглядевшись, вдруг понял, что это закатные лучи пробиваются сквозь листву, сомкнувшуюся над его головой, а ногам холодно оттого, что они по щиколотку погружены в неширокий, но студеный лесной ручей.

…Шаров приткнулся к заскорузлой коре. Над ним цвела липа, и воздух был густо-сладким, будто наркоз. Ноги уже не держали. Шаров вытянулся на траве, глянул на запотевшее стекло часов. Сколько он здесь кружит? Деревья словно бы тасует кто-то, земля поворачивается под ногами, снова и снова возвращая на бережок ручья. И все нет конца пути, и никак не гаснет угасающий вечер, и все шуршит что-то, и мелькает за деревьями, и овевает взмокшее лицо дальним зовом: «Милый… милый! Иди ко мне, иди!»

Он уж кричал, кричал… Заблудился. Где, как? И что же теперь?

А Маша и не знает, где он, что с ним. Ждет. Болтает с Александрой по телефону. Или шьет, или читает новый детектив. Но никакой детектив не поможет ему выбраться отсюда.

Веют тихие ветры над головой. «Милый, милый! Иди!…» Шарову даже послышалось, будто в воздухе пронеслось его имя. Но кто здесь может знать его имя? Почудилось!

И вдруг - совсем другой голос. Не шелестящий, не призрачный - женский, живой, только очень усталый:

- Да отстаньте вы от человека! Это не он. Он не придет, зови не зови. А этот… пусть уходит.

И увидел тут Шаров, что совсем рядом, за ручейком лесным, проступили очертания вешалки, зеркала - а потом и двери. Нормальной двери из нормальной прихожей - той самой, через которую он попал сюда. Выход! Вот и фуражка валяется - а думал, что потерял. Все! Отпустили! Надо уходить, и поскорее, пока не передумали. Пока не передумали… Кто?

Встал с трудом. Застегнул ворот, надел фуражку. Ну, ходу! И… ломанул опять в чащу.

Тихо было. Стояла та вечерняя пора, когда солнце мягкое, и теплый воздух чуть дрожит, а возле каждого деревца, каждой травинки ложится зыбкая тень, и земля словно бы вздремнула под золотистой сетью.

Но вот лес кончился, и Шаров очутился у высокого крыльца. Оно поднималось к стеклянной двери, анютины глазки темнели в керамическом вазоне, а рядом, прямо на серых ступенях, понуро сидела женщина. Какая-то не то изможденная до крайности, не то совсем уж нереальная, полупрозрачная фигура маячила поблизости, но при появлении Шарова проворно истаяла.

Женщина осталась неподвижной. Было в ее позе что-то сломленное. Спит? И в синем платье. Она!

Шаров замер - вот удача! Решительно взбежал по ступенькам.

Женщина, однако, по-прежнему не шевелилась. Шаров осмелился осторожно приподнять ее поникшую голову. Вот она. Вот она какая… И что особенного? Бледное утомленное лицо, ресницы сжаты, брови сведены, губы набухли, словно у наплакавшегося ребенка. Медленно открылись глаза. Ну, глаза, конечно, ничего…

Серые глаза дремотно смотрели на Шарова, на ступеньках опять нетерпеливо заколыхался блеклый силуэт, но Шаров, возвращая себе уверенность и храбрость звуком собственного голоса, спросил:

- Зачем вы это делали?!

Усмешка освежила померкшие глаза, женщина приподнялась, тряхнула головой. Пронесся разочарованный вздох-ветерок - и стихло все.

- Кто это тут был? - спросил Шаров.

- Где? - Она оглянулась. - Ну, должно быть, моя смерть. Я ведь умираю, молодой человек.

Конечно, она была явно старше Шарова, но уж не настолько же!

- Вы что, больны? Так надо же скорей!…

- Я умираю от любви, - просто сказала она.

- А как же расследование? - обалдело спросил Шаров, невольно снимая фуражку. - Не умирайте, подождите, подождите немножко!

Она улыбнулась, а Шаров покраснел.

- Хорошо. Я подожду. Час-другой роли не играет. Я ведь умираю уже давно-давно, и вот только сегодня, наконец, смерть пришла за мной. Да тут вы явились. - В голосе ее зазвенела досада. - Зачем? Я же велела вас отпустить.

- Да, кстати, а кто это там мелькал? Звал? - беспокойно поинтересовался Шаров.

- В лесу? Это мои мечты, - тоскливо глядя на сверкающую дверь, ответила незнакомка. - Мечты, которые никогда не сбудутся.

- Почему? - спросил Шаров.

- Что, вы уже приступили к расследованию? - Все-таки рот был самым выразительным в ее лице. Казалось, он говорил, даже когда она молчала. В уголке его скопилось столько печальной иронии! - Почему, спрашиваете? Потому что он не приедет. Кто он? Тот, кого я люблю. Кого я люблю? Это не имеет никакого значения для следствия. Все? Есть еще вопросы?

Почему-то лишь сейчас до Шарова дошло, что крыльцо и надраенная дверь - пропавшее имущество гостиницы «Центральная»!…

У Шарова перехватило дыхание. Так. Получается, что две пропажи уже обнаружены: ведь лес, где он блуждал, конечно же, тот самый!

- Скажите, а сопки, что с Воронежа пропали, тоже у вас? - поспешно спросил Шаров.

Она кивнула.

- И музейный зал?

- Не весь, не весь! - вскинула она ладонь. - Только уголок. А почему вы не спрашиваете про фонарь из Паркового переулка?