Откуда эта проклятая бабка может что-то знать, устало подумала Лиза, входя на кухню, и тут же уткнулась взглядом в осколки стакана.
— Аккуратно, тут стекло, я сейчас уберу. Хотите кофе?
— Да, пожалуйста.
Лиза вылила остывший кофе в раковину, сунула новую капсулу в кофемашину и принялась мыть чашку — только для того, чтобы не оборачиваться и не встречаться взглядом с Абигейл.
— Есть какие-то детали этой истории? Саймон не похож на… лихача.
— СМИ наперебой закидывают какие-то новые детали. Но пока непонятно, чему можно верить. — Де Йонг, судя по звуку, поставила чемоданчик на пол. — Возможно, опьянение было не только алкогольным, но и наркотическим. Нет данных экспертизы, просто домыслы журналистов.
— На основании чего журналисты делают такие предположения?
— У мистера Кокса обнаружили упаковку каких-то таблеток. Неизвестно каких. Кто-то говорит про ксанакс, кто-то про валиум.
Лиза едва не уронила чашку. Она медленно домыла ее и вытерла насухо, успокаивая дыхание и борясь с дрожью в руках.
— Секунду, уберу осколки.
Лиза вышла из кухни, подавив желание пойти в спальню и проверить, на месте ли таблетки. Де Йонг могла заметить такой маневр. Где может храниться щетка? Наверняка в кладовке. Лиза впервые заглянула в кладовку, поэтому понятия не имела, где включается свет. Она просто вошла в темное помещение и закрыла за собой дверь. Ей показалось очень ироничным то, что она прячется в кладовке от старушки, которая сидит на ее собственной кухне в ее собственной квартире. В этой темной, тесной кладовке было так… спокойно.
Лиза представила, как залезает в ящик от паранджи, напоминающий гроб. Она будет стоять тут до тех пор, пока ее не отнесут в какое-то другое место. И там будут какие-нибудь другие, хорошие и добрые люди. Она потерла лицо ладонями. Как таблетки вообще к нему попали? Могла ли она зачем-то дать их ему сама? Может, это не ее таблетки? Лиза ухватилась за последнее предположение, как утопающий за соломинку. Возможно, Саймону прописаны какие-нибудь обезболивающие и она зря волнуется за него. А ее таблетки сейчас лежат в сумочке. Но что, если нет? Скажет ли Саймон, откуда он их взял? Будут ли ей тогда задавать вопросы? А что, если она привлечет внимание полиции, а следом и налоговой? Да, у нее есть прикрытие, но действительно ли оно такое надежное, как ей говорили?
Возможно, если не выходить из этой кладовки, то ее никто не найдет. Лиза горько усмехнулась и включила фонарик на телефоне. Бинго! Щетка действительно была там. Как и совок. Лиза отправилась на кухню.
Де Йонг держала в руках картину Матисса, которую Лиза модифицировала, и внимательно изучала результат. По лицу невозможно было понять, что она думает. Будет ли она ругаться, восхищаться или вообще никак не отреагирует.
— Это вы сделали? — сухо поинтересовалась де Йонг.
— Да. Опять скажете, что во мне умирает художник?
Лиза принялась сгребать осколки щеткой. Этому процессу дрожащие руки мешали меньше, чем мытью чашки. Как эта бабка сделала из нее домохозяйку одним лишь своим присутствием?
— Художник умирает в каждом из нас, — все еще рассматривая картину, задумчиво сказала де Йонг. — Великими художниками становятся те, кто способен за этим процессом наблюдать.
— Ну, видимо, мне не стать великим художником. — Лиза усмехнулась.
— Художником, может, и не стать — в академическом смысле. А как высказывание — недурно. Не шедевр, конечно, но чувство тут есть.
— Чувство? — заинтересовалась Лиза.
— Наивное, конечно, но это в данном случае только плюс, — кивнула де Йонг.
Лиза подошла к ней и через плечо посмотрела на картину.
— Так что за чувство?
— Я не сторонник анализа личности художника через его творчество, но в данном случае я бы сказала, что художник влюблен.
13
Лиза в последний раз посмотрела в зеркало и поправила локон, придав прическе немного небрежности. Больше тянуть было нельзя.
Она вышла из спальни и посмотрела на де Йонг. Художница сидела на стуле посреди гостиной. На ее коленях лежал планшет с чистыми листами и карандашом.
— Что мне делать? — спросила Лиза, не зная, куда деть руки.
— А что бы вам хотелось делать?
— Исчезнуть.
— Исчезните, — пожала плечами де Йонг. Она не отрывала взгляда от своей натурщицы.
Лиза пыталась понять, куда именно смотрит Абигейл, но не могла. У нее вообще возникло ощущение, что художница смотрит чуть левее нее. Де Йонг мягким движением поправила карандаш, и без того идеально ровно зафиксированный зажимом.
— Мне куда-то сесть или…
— Вы можете делать все, что хотите, в границах этой комнаты. Но не используйте книги или смартфон.
Лизу раздражал этот тон. Почему нельзя просто посадить ее в определенную позу и рисовать? Она осмотрелась, пытаясь понять, где бы ей стоило находиться. Диван на фоне панорамного окна — это интересно, но он повернут не в ту сторону. Не будет же де Йонг рисовать ее затылок? Тогда, пожалуй, кресло. И панораму видно, и стоит оно вполоборота. Лиза пошла к креслу и поймала себя на том, что идет на цыпочках. Как будто ее снимают на видео. Сам факт присутствия наблюдателя сковывал ее.