Картина Сархана (другая редакция)

Лизе по совершенно необъяснимой причине стало жалко балерину. Она ничего не знала о жизни Миллер, но была уверена, что девушка живет одними лишь бесконечными тренировками. Годы напряженной ежедневной работы. Строгая диета и подсчет калорий, подумала Лиза. Наверняка. То есть после изнурительных тренировок Анна даже не может съесть какую-нибудь восхитительную гадость. Чипсы, например. Вся жизнь сфокусирована в танце. Ради чего вообще такие жертвы? Что взамен? Вот это ужасное фото? Неужели Миллер не заслужила чего-то лучше, чем такая постыдная слава?

«Грешники», припомнила Лиза прилипшее к фотографии название. Оно подходило снимку. Уж куда больше, чем то, которое дал ему автор, — «Равнодушие». Лиза поняла, что не сможет уснуть, а лежать ей надоело. Она села в кресле и потянулась, широко раскинув руки. Посмотрела на де Йонг. Та сидела в прежней позе, на бумаге так ничего и не появилось. Лизе показалось, что бабка даже не дышит. Возможно, она давно умерла и теперь превращается в мумию.

Последняя мысль показалась Лизе смешной. Лиза представила, что у де Йонг внутри пусто. Что-то в этом было символическое. Что там у нее за грех на фотографии? Зависть? Вот у нее от зависти все внутренности и сгорели. Лизе понравилась эта идея. Перед глазами возникла пустыня. Не разноцветная, как, допустим, около Дахаба, где кажется, будто кто-то специально насыпал песок всех возможных цветов, а настоящая, с барханами. Почти монохромная.

Вскоре Лизе надоело представлять песок. Она откинулась на спинку кресла, положила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу. Не думая о чем-то конкретном, пожевала губы. Нетерпеливо побарабанила пальцами правой руки по подлокотнику. Взгляд сам собой уперся в настенные часы. Она не засекла, во сколько они начали работать, но вдруг болезненно резко ощутила, что время уходит. Она рассиживается тут без дела, получая не самые большие деньги, хотя могла бы потратить эти часы куда эффективнее. Можно сколько угодно размышлять об искусстве, безумии, особенностях восприятия и фокусах сознания, но это не приносит денег. А деньги ей нужны. Очень.

Ей почему-то вспомнился Джонсон. Этот человек был для нее главной загадкой во всей семерке. Его и вовсе как будто не было. Лиза вспомнила, как на похоронах Парсли он договаривался с каким-то чиновником о контракте. Если верить словам Саймона, конечно. Ей вдруг пришел в голову прекрасный образ. Если бы она рисовала абстрактную картину, на которой изобразила всю семерку «грешников», то Джонсона она не рисовала бы вообще. Оставила бы пустое место между ней и де Йонг.

Лизу эта мысль заинтересовала. Девушка чуть подалась вперед, сменила позу на более удобную. А какими цветами она рисовала бы? Можно ли присвоить каждому из «грешников» какой-то цвет? Кстати, подумала Лиза. В радуге тоже семь цветов. И даже символично было бы не использовать черный и белый.

Красный — это Саймон. Эта мысль была первой и явно не подлежала критике. Кто, если не он? Возможно, конечно, при выборе цвета сыграл решающую роль не столько он сам, сколько его машина. С оранжевым тоже все просто. Конечно же, Миллер. Никто из всей семерки не показался ей таким же… энергичным. Желтый. Лиза задумчиво нахмурилась. Тут, наверное, подойдет ассоциативный признак. Желтый — это золото. Несомненно, Джонсон. Да, минуту назад он вообще должен был быть пустым местом, но система координат изменилась. Лиза получала странное удовлетворение от этой игры с визуальными образами. Теперь зеленый — скучная де Йонг. На голубом Лиза на секунду задумалась, но на самом деле не хотела видеть очевидного. Ей сразу же вспомнились небесно-голубые глаза Парсли. Она мысленно махнула рукой. Этот цвет, по ее мнению, ему не очень подходил, но можно сделать художественное допущение. Синий — тут все просто: она сама. Кроме того что синий в моде, он еще и неплохо сочетается с ее рыжими волосами. Нескромно, но, если смотреть фактам в лицо, она в этой семерке самая красивая. И вполне логично, что фиолетовый цвет достался Николь. Цвет того самого безумия, о котором она все время говорит. А еще нестабильности и несформированности. Просто идеально.

Лиза снова на секунду вынырнула из своих размышлений и посмотрела на де Йонг. Вроде бы ничего не изменилось, но все же… Что-то в выражении лица… Ей кажется или бабка чем-то недовольна? Ее проблемы. Лиза сменила позу, теперь она полностью копировала де Йонг. Лизе хотелось ее немножко подразнить. И посмотреть, как старуха на это отреагирует.

Де Йонг все так же смотрела своим странным расфокусированным взглядом. Такое ощущение, что она старалась не фиксироваться на какой-то детали, чтобы не упустить всю остальную картину. Нет, даже не так! Она не хотела рассматривать деталь в отрыве от контекста. Лиза нахмурилась. Ей стало очевидно, что бабка не просто сидит и ждет чуда. Де Йонг смотрит. Причем это какой-то очень хитрый процесс, требующий высокой концентрации.