– И во время второго тоже, – ответил Орум. – Маячил на заднем плане, улыбался, салютовал своим стаканом, – но близко никогда не подходил. Никогда не доставлял ему удовольствия вступить со мной в прямую конфронтацию. Никогда не позволял ему повернуть все с ног на голову и предстать в качестве пострадавшей стороны.
– Но вы подошли к Бэзилу Ньюхаусу, после того как ушел Читэм?
– Конечно. Мы с Бэзилом старые приятели. Он работал с нами с самых первых наших шагов в театре. Я ведь разошелся с Читэмом, а не с актерами. Хотел поздравить его с отличной игрой в моем произведении.
– А он был рад увидеть вас?
– Бэзил Ньюхаус был живым воплощением добродушия. Так что он радовался любому.
– А когда он ушел из паба?
– Боюсь, что не знаю, инспектор. Я поздравил его, мы немного поболтали о былых днях и высказали обоюдное желание поработать вместе в будущем. А потом я оставил его с обожающей его публикой и отправился на боковую.
– Вы не помните, во сколько это было?
– Где-то около двух.
– А что было на следующий вечер?
– Практически все то же самое, но уже без старины Бэзила. Я… я отправился в постель вскоре после того, как ушел Читэм со своими дамами.
– То есть около часа ночи, – заметил инспектор, продолжая делать свои пометки.
– Как скажете. Должен признаться, что на часы я не посмотрел.
– А кто-нибудь видел, как вы поднимались на второй этаж?
– Кто-нибудь? Вы что, инспектор, намекаете на то, что я говорю вам неправду?
– Нет, сэр, но лишнее подтверждение не помешало бы.
– Может быть, Дина?
Инспектор оторвался от своих записок.
– А вы ведь слегка заколебались пару мгновений назад?
– Правда? Когда?
– Когда говорили о том, во сколько отправились в постель.
– А, – сказал Орум. – Ну да. Я решал, стоит ли рассказывать вам о небольшом приключении, случившемся со мной. И решил, что оно слишком незначительно, чтобы сообщать вам о нем. И не имеет никакого отношения к теме нашего разговора.
– Если не возражаете, сэр, я хотел бы иметь возможность самому решать, что относится к делу, а что – нет.
– Конечно, конечно. Просто речь идет о том, чего «не случилось». Дело в том, что я подумал прогуляться перед тем как отойти ко сну вчера вечером. Такие прогулки прочищают мозги и иногда помогают мне уснуть. Так что я не сразу пошел наверх. Выйдя из паба через боковую дверь, собрался было пройтись по морозному ночному воздуху, но наткнулся на что-то в темноте и содрал кожу на голени. Тот внутренний настрой, который я старался сохранить, исчез, и, развернувшись, я прохромал назад в помещение.
– И направились прямо в кровать, – продолжил инспектор.
– Уязвленный до глубины души…
– А на что вы наткнулись? – спросила я в последовавшую за этим паузу.
– Какой-то идиот оставил там ве… – На мгновение Орум замолчал; вид у него был смущенный. – Во дворе лежал велосипед, – закончил он.
Инспектор закончил писать и осмотрелся кругом.
– Благодарю вас, сэр, за то, что уделили мне время. Кажется, теперь у меня есть все, что нужно. По-моему, мисс Коудл не собирается возвращаться. Вы не передадите ей, сэр, что я все-таки хотел бы с ней побеседовать?
– Конечно, инспектор. Готов служить вам.
– Благодарю. А сейчас позвольте откланяться. Как долго вы собираетесь прожить здесь?
– Комнату я снял до субботы, – Орум улыбнулся. – Говорят, что на празднование Ночи костров в этой деревне стоит посмотреть. Хотелось бы ощутить на себе восторг и трепет деревенского Самайна, прежде чем возвращаться в город.
– Отлично, сэр. Возможно, я еще загляну к вам, если мне понадобятся какие-то уточнения.
– Буду рад вас видеть.
Мы встали, собравшись уходить.
На улице инспектор повернулся к леди Хардкасл:
– «Самайн»?
– По всем кельтским вопросам я консультируюсь с моей маленькой валлийкой, – она кивнула в мою сторону.
– Самайн – это ирландский праздник, посвященный началу зимы, – пояснила я. – Обычно он выпадает на первый день ноября. Пару дней назад мы как раз обсуждали с леди Хардкасл
– Мне кажется, вы надо мной издеваетесь, мисс Армстронг, – инспектор посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.
– Это его валлийское название. Древний праздник, во время которого отмечается уход света и наступление тьмы. В нынешнем современном мире это не что иное, как канун дня Всех Святых.
– Тогда почему он сказал, что это будет завтра?
– Да потому, мой дорогой инспектор, – вмешалась леди Хардкасл, – что он старый дурак с большими претензиями, который не знает, о чем говорит. Он просто играет роль.
– Да, манеры у него немного… наигранные, – согласился Сандерленд.
– Ну конечно. А иногда он выходит из этой роли. Когда мы говорили с ним вчера, он не был таким напыщенным. Так что все это игра. Притворство. Пантомима, маскарад, инспектор.
– Вся эта ерунда насчет того, что ему не хотелось бы говорить, после которой он вывалил все как хорошо заученный монолог, достойный мюзик-холла… С этим парнем явно что-то не так.