Читаем Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне полностью

– Кому и судить о гостеприимстве, – заговорил он не без авторитета, – как не нашему брату дипломату. Исколесив весь мир, побывав и в диких, и в цивилизованных странах, я составил себе понятие о гостеприимстве. Не думаю, чтобы оно вполне согласовалось с вашим представлением. Вы, например, воображаете, что, обедая, завтракая и танцуя на вашингтонских балах, вы пользуетесь широким гостеприимством американцев. На самом деле это не совсем так. Здесь в обычае приглашать иностранных дипломатов. Обед не обед, если на нем нет дипломатов. Дипломат в данном случае является необходимым атрибутом обеда, как цветы, фрукты, десерт. Зачастую дипломат приглашается не за то, что он есть на самом деле, а за то, что он представляет. А уж что касается балов, так здесь, как вы знаете, такая масса дам и в особенности барышень в свете, что местных молодых людей не хватает и на половину. Без дипломатического корпуса нельзя и бала дать. Сенаторы съезжаются в Вашингтон с многочисленными семействами, но кого мы видим из этих семейств? Только жен и дочерей, а сыновья все или в школах, университетах, или работают где-нибудь в больших центрах банковых или мануфактурных. Таким образом, господа, выходит, что вы – холостая молодежь – необходимый элемент местной светской жизни. Вы, так сказать, тот партнер, который нужен для бриджа, без которого нет партии. Американцы это отлично сознают. Еще недавно одна из самых «гостеприимных» вашингтонских хозяек, узнав о том, что в моем посольстве открылась вакансия секретаря, так откровенно мне и выложила: «Пожалуйста, напишите в ваше министерство, чтобы ни в каком случае не присылали женатого секретаря. Нам с женатыми нечего делать; одна возня – лишняя женщина, у нас и так их слишком много…»

Таким образом, вы видите сами, что спрос на вас объясняется местными условиями светской жизни, а гостеприимство здесь ни при чем. Я, однако, не отрицаю, что американцы – народ гостеприимный, но совсем не в том смысле, как вы на это смотрите.

– Что же вы называете гостеприимством? – спросили мы старого дипломата.

– Настоящее гостеприимство, по-моему, должно быть без всякого интереса, совершенно бескорыстное. Американские обеды не подходят под эту рубрику. В них чувствуется какой-то молчаливый договор между хозяином и гостем, договор, основанный на принципе – do ut des. Хозяин открывает свой дом и поставляет угощения, а гость расплачивается, так сказать, своей персоной, своим положением, знанием или личными качествами и салонными талантами. Это не есть настоящее гостеприимство. – Дипломат отхлебнул из стоящего перед ним стакана, закурил сигару и продолжал: – Когда я был молод, как вы, вопрос этот – где я найду настоящее гостеприимство – меня очень занимал. Я придумал такого рода пробу, которую имел терпение повторять во всех странах, где мне приходилось пребывать по службе.

В обеденный час я звонил к людям мне мало знакомым и спрашивал хозяина или хозяйку. Я давал мою карточку прислуге и ждал, что из этого выйдет. Реакция была различная. В одних государствах мне говорили, что никого дома нет, в других, что хозяин очень извиняется, обедает, принять не может, иногда прибавлялось: «просят зайти после обеда» или «просят написать»… Иногда случалось, что хозяин выходил в переднюю, тщательно закрывая за собой дверь, и спрашивал меня, что случилось. Мне оставалось отделываться каким-нибудь предлогом, заранее придуманным, и уходить не солоно хлебавши.

Только в двух странах меня задержали и предложили отобедать запросто – в России и в Америке… Вас это удивляет? Да, Америка и Россия – казалось бы, государства противоположных укладов и обычаев, в своем роде антиподы, а между тем на гостеприимстве американцы и русские сошлись, хотя оно выразилось у тех и других в совершенно различной форме.

– Расскажите, как это произошло.

– В Америке… это было много лет тому назад. Я постучал в дом мне совсем мало знакомых людей, как раз в момент, когда хозяева садились за стол. Я видел с улицы освещение в столовой. Человек ввел меня в маленькую гостиную и пошел обо мне докладывать.

Прошло минут пять. Я слышал, что в доме произошло маленькое замешательство; кого-то звали, кто-то быстрыми шагами проходил по прихожей, кто-то поднимался по лестнице, кто-то спускался, кто-то давал спешно и шепотом какие-то приказания.

Наконец, дверь отворилась и вошел хозяин. Он извинился, что заставил меня ждать, и заговорил о погоде. Я говорю «о погоде», потому что не помню, о чем совершенно неважном завел речь хозяин, очевидно желая выиграть время.

Я только что успел извиниться, что зашел в столь неурочный час, как дверь снова отворилась и вошла хозяйка. Она была мило одета в домашнее платье и, приветливо улыбаясь, протянула мне руку.

– Какой приятный сюрприз, – заговорила она, – мы только что с мужем садились за стол. Я надеюсь, что вы никуда не спешите и сделаете нам удовольствие с нами отобедать. Я так рада вас видеть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза