Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне

Зимний сезон в Вашингтоне был в полном разгаре, и я не на шутку вообразил себя самым занятым человеком в городе.

С раннего утра я был на моем коне, в десять часов – в канцелярии, затем завтраки, завтраки, завтраки…

В Вашингтоне, кажется, нет дома, где бы не давалось завтраков. Между тремя и пятью часами мне удавалось сыграть две-три партии в теннис, когда погода позволяла.

Если не было ничего спешного в посольстве, я забегал перед обедом в клуб, чтобы просмотреть вечерние газеты и телеграммы, а затем нужно было спешить домой, одеваться к обеду. Вечера были у меня заняты на две-три недели вперед обедами, балами, концертами и театральными представлениями.

В этом водовороте светской жизни, перемешанной с занятиями в посольстве, я совсем не замечал Борисова. Он продолжал жить в моей квартире, но я так мало бывал дома, что его присутствие меня вовсе не стесняло. Я даже привык, возвращаясь поздно с балов, находить его разгуливающим по комнатам в ночной сорочке, с черным шелковым носовым платком в кармане своего савана, у самого сердца.

С непривычки Борисов мог показаться страшным в таком одеянии. Но я уже пристрелялся. Выпивал свой стакан лимонада, от которого Борисов всегда отказывался, болтал всякий вздор и делился моими впечатлениями. Сон у меня был богатырский, но с тех пор, как Борисов у меня поселился, мне случалось среди ночи просыпаться. Мне казалось, что кто-то находится в моей спальне у моей постели; я повертывал электрическую кнопку и видел в открытую дверь, как Борисов в своем саване переходил из гостиной в мой кабинет.

– Борисов, это вы? – спрашивал я, и мне доносился в ответ его слабый, протяжный голос:

– Мне не спится…

«Пожалуй, маленькая Бесси права, – думал я. – Борисов в самом деле смахивает на привидение», но долго я не задумывался и погружался снова в сладкий сон до утра.

В Белом доме был большой прием. Супруга президента давала чай в честь дипломатического корпуса, и все мы, разумеется, должны были явиться в сюртуках и цилиндрах.

Борисов превзошел себя в сочетании черного с белым. Черный сюртук, черный галстук, но белый жилет с черными пуговицами, белая, совсем седая голова и черные как смоль усы, черные брюки и белые гетры с черными пуговицами на черных лакированных ботинках.

На руках у него были черные перчатки, причем на четвертом пальце левой руки в перчатке была сделана дырочка, из которой выступала довольно крупная белая жемчужина.

Такое одеяние не могло пройти незамеченным. Дипломаты, разумеется, судачили, американцы и американки диву давались.

Ничего подобного они до сих пор не видели и понять не могли, что это такое. Борисов, сам того не замечая, произвел в Белом доме сенсацию.

Когда мы разъезжались, посланник по обыкновению предложил подвезти меня домой. В карете князь дал волю своим чувствам.

– Таких за границу не вывозят, – горячился он, – мы скоро станем посмешищем всего Вашингтона. Можно ли так одеваться…

Вскоре после приема в Белом доме Борисов объявил мне, что нашел квартиру и завтра переезжает. Он сам выразил желание отпраздновать новоселье.

Обедать с ним я не мог, но мы сговорились поужинать в клубе. Борисов позвал еще двух иностранных дипломатов, с которыми был раньше где-то знаком. Я их вовсе не знал. Они принадлежали к той категории дипломатов, которые нигде не показываются. Недостаток ли средств, или незнание языка, или же врожденная застенчивость и равнодушие к спортивным играм держали их в стороне от светской жизни.

Я пришел к ужину с веселого обеда, но когда вошел в столовую клуба, где Борисов расположился со своими коллегами, меня обдало холодом и тоской.

Мое обычно веселое настроение совершенно не соответствовало господствовавшей вокруг стола сумрачной атмосфере. Борисов был, как всегда, безнадежно равнодушен и рассеян, а что касается друзей его, то один из них оказался саркастическим, слегка озлобленным человеком, а другой – просто угрюмым.

Разговор зашел о карьере, как обыкновенно, когда сходятся дипломаты. Оба приятеля Борисова находили, что дипломатическая служба – самая что ни на есть неблагодарная и тяжелая.

– Всю жизнь приходится торчать черт знает где, зачастую в дурном климате, вдали от родины, – говорил озлобленный. – Для того чтобы побывать дома, нужно отпуск брать, за который у вас еще вычитают из жалованья. Извольте при таких условиях жениться… Начальство вам довольно недвусмысленно дает понять, что предпочитает холостых секретарей, а когда придет ваша очередь быть посланником, вам говорят: «Нам нужен посланник женатый, чтобы в миссии была хозяйка, чтобы принимала, давала обеды и прочее… Вот подите угодите им…

Угрюмый рукой махнул.

– Уж какой там брак, – заговорил он. – Оставаясь долго на службе, всюду становишься чужим и лишним человеком. На родине от вас все отвыкают; у каждого свои интересы, своя жизнь, в которой вы никакой роли не играете. К чужим не пристанешь, а от своих отстанешь, вот вам и дипломатическая служба.