Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне

Серебряные источники оказались целым озером, на дне которого клокотал поток воды, вытекающий из недр земли. Вода изумительной чистоты и прозрачности, каждый камешек виден, как на ладони. Я видел под водой на глубине 85 футов окаменелые остатки какого-то допотопного морского чудовища 90 футов длиной, я видел лучше, нежели в каком-либо аквариуме, жизнь рыб на дне Серебряных источников, я катался по лагунам реки Сан-Жуан и после целого ряда испытаний, которые казались мне скучными и утомительными, к вечеру добрался до Джексонвилла, в штате Джорджия, как раз вовремя, чтобы поймать вечерний скорый поезд в Вашингтон. Спальное отделение оказалось свободным, я тотчас же, как вошел в поезд, завалился на боковую.

Несмотря на большую усталость, я долго не мог заснуть. Должно быть, переутомился.

Мне мерещилась Оклаваха с ее фантастическими берегами, водяными цветами, тропической растительностью и затонувшими кипарисами… Мне казалось, что я вижу Пегги перед собой… она плыла на спине большой черепахи среди водяных гиацинтов, а я шел сзади на катере, пробираясь сквозь дебри Оклавахи, как бы влекомый магнитом… плыл и никак не достигал Пегги, а она все возлежала на черепахе и спала, крепко спала, небрежно развалившись на слегка закругленной спине неуклюжего животного.

Дивная музыка звучала в моих ушах. Мне казалось, что я слышу что-то напоминающее мне балет Чайковского «Лебединое озеро», но нежные мелодии Чайковского сливались в изумительной гармонии с сильными вагнеровскими мотивами. Такой музыки я в жизни не слышал. Среди дивных аккордов я слышал арию Лоэнгрина на лебеде, но ни лебедя, ни Лоэнгрина не было, а все та же черепаха, со спящей Пегги на спине, притом с такой чудной музыкой, о которой ни Чайковский, ни Вагнер понятия не имели.

Вот она, дорога в рай, о которой, засыпая, прошептала Пегги, вот она, – и я погружался в пахучую чащу, отбивался от тростников и белых лилий, отстранял экзотические листья и топил гиацинты, все время следуя за Пегги и все время нагоняя ее…

Мое внимание было поглощено этой необыкновенной скачкой. Я сознавал, что нахожусь на пути в рай и что ворота рая мне откроются, когда я настигну Пегги, когда я возьму ее в мои руки, когда царевна Оклавахи откроет глаза и улыбнется, улыбнется той очаровательной улыбкой, которую я видел на пароходе и не мог забыть.

Лихорадочно, в каком-то трансе, я мчался за черепахой, испытывая жажду и какое-то неведомое наслаждение в достижении цели, я уже выскочил из лодки, барахтался в воде, поймал черепаху за заднюю ногу, с неимоверным усилием вскарабкался на ее скользкую спину… Я дрожал от волнения – я был перед спящей царевной… бережно дотронулся я до спящей Пегги, приподнял ее, наклонился, и мне казалось, что дивные губы ее задрожали и уже складывались в улыбку… сейчас, через секунду я увижу рай…

Ослепленный моим счастьем, я закрыл глаза… Когда я их открыл, передо мною стоял черный лоснящийся негр-буфетчик в белой куртке.

– Извините, сэр, – сконфуженно произнес он, – я осмелился побеспокоить вас, сэр, чтобы спросить, не желаете ли вы, чтобы я вам сюда принес кофе со сливками, или же вы пожалуете в вагон-ресторан?

Не сразу понял я, в чем дело. Прошло несколько секунд, прежде нежели раздался крик моего сердца.

– Несчастный, – воскликнул я, глядя с чувством глубокого разочарования на черную как смоль голову, – ты помешал мне войти в рай…

Озадаченный негр бормотал извинения. Он казался до крайности смущенным. Тем временем я уже совладал с собою.

– Принеси мне кофе в отделение.

И негр исчез.

Тут только полное сознание мне вернулось.

Грезы, чудные грезы, отошли совершенно, и действительность во всей своей неприглядности предстала предо мною. Действительность – вот она: железная дорога, а не гонка за черепахой на Оклавахе… Дивная музыка? Где она? Я слышу только шум паровоза. Дорога в рай?.. Путь в Вашингтон… Сегодня вечером я буду там. Что сегодня? Раут в английском посольстве… опять фрак и белый галстук!

Как скучна и однообразна действительность в сравнении с восхитительными, полными таинственной прелести грезами…

Дорога в рай!.. Хоть и во сне, хоть и в воображении только, но я видел ее – я коснулся ворот рая…

О, Оклаваха, как я тебе признателен!..

Борисов

Я назвал его Борисовым, хотя имя его было иное.

Читатель поймет из рассказа, почему я не упомянул его настоящей фамилии. Прошло много лет, более четверти века, а перебирая бегло набросанные карандашом мои впечатления того времени, я точно снова переживаю кошмар, охвативший меня тогда.

Это было в Вашингтоне, где я занимал пост 2-го секретаря посольства. 1-й секретарь, барон Шиллинг, уехал в отпуск и более не возвращался. Я был один при посланнике князе Григории Львовиче Кантакузине.

Прихожу как-то утром к моему начальнику с бумагами, а он мне молча протягивает только что полученную служебную телеграмму из Петербурга: «Первым секретарем назначен Борисов».

– Знаете вы его? – спросил меня князь.

– Нет, но слышал, что есть такой на нашей службе.