Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне

– Господа, – произнес он хрипло, – это – старая история. Победа молодого над стариком. У меня седые волосы на голове, и мне следовало это помнить… Я рад, однако, что чемпионство остается за Америкой. Вот все, что я имею сказать.

Великан свалился на стул, и тренеры продолжали свое дело. Между тем толпа медленно расходилась, недоумевая, как это так случилось, что Салливан больше не чемпион.

Зала была почти пуста, когда Салливана перевели в уборную. Там доктор клуба осматривал раны и собирался зашивать нос. Грустные стояли вокруг немногие оставшиеся верными друзья. Царило молчание. Слышалось только, как по временам развенчанный чемпион тихонько всхлипывал.

– Нет больше Салливана, – произнес он наконец печально. – Еще сегодня утром у меня была масса друзей, но многие ли из них будут теперь узнавать меня на улице?.. Мне грустно, господа, что вы потеряли на мне столько денег, – прибавил он, догадавшись по мрачному виду некоторых лиц, что не все именно его жалеют, – но ведь вы на мне также и выигрывали в свое время.

Затем Салливан спросил себе пива и с наслаждением осушил две кружки залпом.

– Если б я всегда придерживался этого зелья, – сказал он, а не пил шампанское, был бы сегодня сильнее, нежели оказался на деле. Корбетт – умнейший на свете человек. Все его удары я легко сносил до того жестокого, которым он угостил меня в последнем круге. Не могу себе представить, куда он попал, но я почувствовал, что падаю в пропасть и погружаюсь в воду. Я очнулся, когда уже все было кончено и мне подставляли нюхать соли.

Я хотел посмотреть на Корбетта, но к его уборной и подойти не было никакой возможности, так густа была толпа новых друзей и поклонников его таланта.

Миссис Корбетт, супруга боксера, молодая и хорошенькая женщина, оставалась в Нью-Йорке и оттуда следила за всеми перипетиями боя. Тогда не было еще радио, приходилось довольствоваться телеграфной лентой, которая отмечала постепенные успехи Корбетта. Когда пришло известие о том, что муж ее разбил нос Салливану, миссис Корбетт и окружающие ее подруги не могли удержать радостных восклицаний, когда же пришло известие: «Все кончено – Салливан лежит» – «Держите меня, – кричала миссис Корбетт в припадке дикой радости, – держите крепче». Подруги бросились ее обнимать, между тем как счастливая жена боксера пребывала в состоянии какого-то транса. «Что за прелесть, – кричала она, – Джим – чемпион мира! Я была уверена, что он победит!»

– Он не поменяется теперь известностью с президентом Соединенных Штатов? – заметила одна из подруг.

– Конечно, нет! – воскликнула миссис Корбетт. Я прежде ненавидела бокс, но теперь должна сознаться, что бесконечно счастлива, Джим – боксер. Я – жена чемпиона!..

Новоорлеанским боем закончилось мое боксерское образование. Я знал досконально правила маркиза Квинбюри, но это обстоятельство ни на йоту не увеличило моего интереса к этому спорту. Я откровенно в этом сознался Рузвельту, когда он меня звал поехать на какое-то важное состязание в один из южных штатов.

– Покорнейше благодарю, – сказал я, больше меня на эти мордобития никакими калачами не заманите. Теперь, когда я добросовестно ознакомился со всеми правилами, считаю себя вправе высказать свое мнение: бокс мне просто противен.

Рузвельт только плечами пожал.

– Ничего с вами не поделаешь, – сказал он, – в вас, видимо, какого-то винтика недостает.

Мы остались друзьями, но продолжали встречаться на другой почве. В Вашингтоне существует и по сей день старинный клуб «Космос», где собираются ученые, профессора и литераторы. Рузвельт играл на собраниях этого клуба первенствующую роль. Им заслушивались. Говорил он хорошо, дельно, внятно и красно. Слушая его, нельзя было разгадать, кто он, собственно, по профессии: зоолог, охотник на диких зверей, преподаватель истории, юрист или политический деятель?

Мне случалось обедать у Рузвельта. Он жил тогда очень скромно в маленьком домике на маленькой улице в Вашингтоне. Обеды его отличались простотой. Собиралось пять – восемь человек, не больше, в большинстве ученые, писатели, путешественники, дипломаты. Хозяйка, миссис Рузвельт, была зачастую единственной дамой за столом. Сам Рузвельт был увлекательным и всегда в высшей степени интересным хозяином.

В разговорах со мною он забрасывал меня вопросами о России. Я чувствовал себя как ученик на экзамене. Иногда предлагаемые им вопросы были до такой степени специальные и технические, что он задавал мне их письменно, и я посылал ему ответы через несколько дней, справившись в статистических и других наших изданиях. Выходило нечто вроде письменного экзамена.

Однажды я спросил Рузвельта:

– Вы не задумали ли писать книгу о России?

– Пока нет, – ответил он, – но я собираю материалы, потому что живо интересуюсь Россией и очень хотел бы посетить вашу родину. Я предвижу громадную будущность России. Конечно, и ей придется пройти через известные встряски и, может быть, тяжелые потрясения, но все это пройдет, и после того Россия воспрянет и сделается оплотом всей Европы, самой могущественной, может быть, во всем мире державой.