Я просто с детства вижу как все татары нас русских более или мене ненавидят. У меня много друзей татар и я всегда замечал как они друг с другом общаются несколько теплее, чем с нами, русскими. Хорошо, и русские ненавидят друг друга, причём все и всех, но ведь это другое! А если посмотреть на этот вопрос вот с какой точки зрения: есть народы научные, как европейцы, есть народы мудрые, как азиаты, есть народы добрые, как африканцы, и у каждого народа есть своя ахиллесова пята. И вот скажи я из своей России неграм, что они мол тупые и в науке представляют собой полный ноль, — так ведь они и не обидятся! А обидятся из них те, кто живёт у нас, а не у себя, — и здесь нет никакого расизма. У себя в Африке он даже согласится, а в ответ скажет, что русские зато в футбол не умеют играть, а мы мол умеем, и ещё добавит: “я уж молчу про баскетбол и просто бег”. Но скажи это негру здесь у нас и он полезет с тобой в драку, потому что — что ему ещё остаётся? Он скажет, что ты расист, что ты негостепреимен в собственной стране и так далее, и так далее.
Вот так же и с татарами, и с башкирами, и с казахами. Я почему-то люблю эти народы, когда их показывают по телевидению, но ненавижу, когда они считают себя русскими. Да вы же сами себя унижаете! Предателей никто не любит, — ни свои, ни чужие. А эмигранты отправились за деньгами в чужие страны, — ну или даже родились в чужой стране и не хотят уезжать из неё потому что в ней повкуснее кормят.
Я обожаю туристов, но ненавижу эмигрантов, — вот что я хотел сказать; да, и русских эмигрантов я тоже презираю, не смотря на какую-нибудь изъявляемую ими любовь к своей стране из какой-нибудь Франции, как, например потомки нашего Пушкина, что с трудом могут уже и изъясняться-то на русском. Впрочем, про Пушкина это я зря вставил, ведь он был и негр и русский одновременно… Да, и кстати, тот обожаемый мной рэпер Руставели тоже чистокровный татарин, живущий в Москве…
Мда, здорово я проврался и отвлёкся, так что придётся продолжение истории описать уже в следующей главе. А впрочем оно так и лучше будет, так как глава эта и закончит рассказ, и глава эта опишет всю катастрофу, что повлияла на мою жизнь кардинально.
Вернёмся в автомобиль. Чувствую, зря я так предвосхитил эту последнюю главу, потому что ничего толком не помню, а помню лишь фрагментами… Впрочем, их и опишу.
Я кажется ничего такого грубого не сказал чёрненькой Анжеле, но помню страх в её лице, помню как Катя утешала её словами — «да чего ты», — помню как она вышла, а Катя осталась. И вот тут произошло оно… Всякое в моей жизни случалось, — и очень неприятное, и очень приятное, — но такого восторга, такого упоения, как в тот вечер, сидя с ней рядом, я не испытывал никогда.
Мы о чём-то перекидывались словами, — я не помню о чём. Помню то как я чувствовал это упоение за самой обыкновенной беседой, сидя с самой обыкновенной девушкой. Не знаю, любовь ли это меня наполняла, — я никогда никого не любил по-настоящему. Сомнение моё по этому поводу другого рода: я сомневаюсь, что любовь может быть настолько сильной, и я думаю, что то, что я испытал тогда, гораздо сильнее той самой настоящей любви, о которой так много песен спето.
Не помню как я прилёг к ней на коленки, но помню, что моей голове было очень приятно на них лежать. И вовсе не похотливое чувство владело мной! Мне казалось, будто это какое-то божество, какой-то ангел, который заботится обо мне, который не отвергает и значит любит меня! Она так нежно гладила мои волосы…
Да, всю эту сцену, весь этот вечер я сам устроил, — я уже давно шёл к этому вечеру, я, может быть, на наркотики подсел ради этого вечера. Впрочем, я, кажется, опять вру… Я ведь всего-лишь симпатизировал ей на наркоманских хатах, от безделья заигрывая с ней и отвешивая различные шутейки. Но так или иначе я добился своего. Она была рада тому, что мы вместе и тоже не из похоти, а из какого-то детского чувства, искренного чувства, как когда двум хорошим людям очень приятно находиться вместе и общаться друг с другом. Конечно, читатель уже поморщился — как де может подонок наркоман считать себя и свою потаскуху подругу хорошими людьми. Но я же сказал в самом начале, что отношения наши подобны двум минусам, из которых вышел плюс, — вот, видимо, мне и причудилось такое блаженство на один вечер, пока мы были даже и физически один поперёк другого, то есть как бы плюсом, — согласитесь, это очень смешно — такое совпадение.
А дальше произошла катастрофа.
Я уснул у неё на ногах. Я понятия не имею чем она занималась во время моего сна, — наверно тупила в свой мобильник, — что же ещё она могла делать, не книжку ведь читать. Мне ничего не снилось, но помню, что и во сне мне было так же хорошо, как и наяву.
Когда я открыл глаза, пробудившись, то первое, что я увидел, это орущего на Катю Славика. Я не мог ничего сообразить — почему он орёт? Спросонок я сообразил, что он в чём-то обвиняет её, я слышал, что он припоминает ей какие-то старые грехи перед ним.