Картины эксгибициониста

Конец пятидесятых — период массовой эмиграции на земли больших возможностей. И Канада и Австралия представляли собой хорошие перспективы для британских безработных. В Торонто уехало много шотландских семей, к сожалению банды из печально известного района Горбалз[36] тоже переселились вместе с ними. Казалось, что все они наполнили «Rockpile». Шотланды и так чересчур эмоциональны, а во время автограф–сессии Джули Дрисколл они как будто с ума сошли. Обычно она подписывалась прозвищем Джулс (Jools). К сожалению, фэны слишком усердно толкались под рукой, и её росчерк приняли за слово «Дураки» (Fools), видимо в ответ на их поведение. Возникший беспорядок заставил нас забаррикадироваться в гримёрке и дожидаться приезда полиции.

Я получил первое письмо от Элинор. По–английски она говорила ещё плохо: «Я цельный день чистил. Я ходил в прачечную и мыл рубаки. Вчира я ходил с твоей мамой в магазин и купил помойку. Дюбить тебя много. Элинор».

По возвращении в Нью–Йорк Тони Стрэттон–Смит, Мать наша, созвонился с Джозефом Эгером и назначил встречу в его квартире в центре города.

Худой жилистый человек открыл дверь и пригласил нас в своё затемнённое жилище. За бутылкой вина Джозеф рассказал нам, что разводится. Мать и я сочувственно кивали. В целом встреча прошла плодотворно, мы с энтузиазмом наметили разрушить стену бюрократии, окружившую святыню «классического оркестра». В конце концов Джозеф притащил тубу и сыграл Концерт Моцарта для трубы в ми миноре. Я аккомпанировал ему на фортепиано, отчаянно пытаясь доказать, в который раз, что тоже могу профессионально читать с листа.

The Nice рассчитывали закончить третий альбом в Штатах. Кроме записи живых выступлений, мы очень хотели поработать с великими джазменами из Нью–Йорка, особенно над пьесой For Example, над которой я корпел в Копенгагене, а в последствии мы записали основу в лондонской Trident Studios. Восьмидорожечную плёнку я захватил с собой в надежде, что нью–йоркские звукоинженеры найдут время для записи моей первой аранжировки для трубы, тромбона, тенор– и баритон–саксофонов.

Сжимая манускрипт, я с дрожью в коленях вошел в студию, чтобы познакомиться с музыкантами. Пеппер Адамс на барион–саксофоне! Тот самый Пеппер Адамс, который играл на моём самом любимом альбоме «Telonius Monk at the Town Hall». Я не мог поверить своим глазам! Я моментально превратился в одного из тех истовых фэнов, которые недавно начали вторгаться в мою жизнь. Я раздал ноты, написанные от руки. Трубач (забыл его имя) был мертвецки пьян, от чего остальные сильно смущались. Я не стал обращать внимание, хотя Пеппер настоятельно просил меня не платить ему. Но я был в таком благоговейном трепете от того, что такие легенды работают со мной. Вспоминая ушедших героев типа «Птицы», я чувствовал сострадание к состоянию трубача.

В Филлмор Ист мы выступали вместе с Ten Years After в качестве хэдлайнеров, но вскоре они решили выходить на сцену перед нами по причине того, что овации, устроенные нам, зачастую продолжались в время их сета. Нам удалось записать три композиции во время этих великолепных концертов: “Rondo 69”, “She Belongs to Me”, и “Country Pie”.

Рецензии СМИ о нашем туре были одинаково положительными. Billboard написала о нашем концерте 10 апреля: «The Nice, чье непонятное название искажает демоническую взрывную атаку органа в руках преданного и гениального Кита Эмерсона — выступили во всём великолепии. Инструментальный гипнотизм настолько же могуч, как и у представителей хэви–рока, высоко уважаемых в рок–среде, терроризирующей наши чувства. Прыгая вокруг органа как неистовый машинист, выжимающий последние соки из своего паровоза, Эмерсон наказывает клавиши (кинжалами, в придачу!), и всё нутро органа воет и сотрясается. Его симфонические скоростные трипы, а именно он несёт ответственность за черную комедию бернстайновской «Америки», рождают гимны психоделической церкви, смеясь и спотыкаясь в стиле классической анархии «Призрака оперы». Брайан Дейвисон на барабанах и Ли Джексон на басе отлично ассистируют в разрушении мозга».

Не я не чувствовал себя счастливым. Наша популярность росла с каждым концертом, выступлений становилось больше, что означало длительную разлуку с Элинор. Должно быть, для ребят я стал настоящей занозой в заднице, что даже Тони Стрэттон–Смит предложил оплатить половину стоимости билета на самолёт, лишь бы она была рядом со мной. Но для этого требовалось две недели: ей нужна виза, поэтому мой настроение не менялось. Я решил немного поднять себе настроение. Поймав такси, я нашел магазин флагов.

— Я хочу купить американский флаг.

Продавец, бывший военный, смотрел на меня подозрительно.

— Могу я спросить Вас, зачем? — ответил он.

— Ну, я гастролирую по всему миру, и одно из моих хобби — коллекционирование флагов стран, где я бывал.

Кажется, он купился и выставил ящик с верхней полки.

— Теперь, это очень важно, если я продам его Вам, вы должны знать, как с ним обращаться. Вы знаете, как его складывают?

— Эээ… ну…

— Я покажу.