Карточный домик (СИ)

Карета давно уже подана, а перед ней тянется целая вереница обозов. Во дворе некуда и яблоку упасть; кажется, здесь собрались абсолютно все, у кого только была возможность явиться и собственными глазами посмотреть на наследную принцессу уже двух государств. Люси никогда бы не подумала, что в стенах этого крохотного, такого душного дворца может поместиться столько народу. Они теснятся шеренгами вдоль стен, и меж ними едва можно протиснуться даже с вооружённым до зубов кольцом стражников. Всё продолжает идти снег; крупными ажурными хлопьями он падает на непокрытую голову принцессы и медленно, медленно тает, как и маленький огонёк надежды, от чего-то продолжающий тлеть в беснующемся сердце. На что продолжает надеяться эта девочка? Она сама не может ответить на этот вопрос.

Ступив на подножку уже открытой кареты, Люси скорее по инерции оглядывается назад — и никого там не видит. Внутренности в миг облизывает могильным холодом, и что-то болезненно сжимается, безжалостно дробясь, рассыпаясь на части.

— Эрл, где он? — хрипит принцесса, почти выталкивая слова вместе со вставшим поперёк горла комом. Поддерживающий её за руку стражник недоуменно моргает белёсыми от осевшего на них инея ресницами.

— Никак не могу знать, Ваше Высочество. Наверняка где-то здесь, в толпе. Говорят, Его Величество назначил его командиром одного из приближённых к нему отрядов.

— Он не едет со мной? — ей не нужен ответ — она уже знает его. Словно сомнамбула девушка кивает самой себе и садится в карету. Дверь за ней закрывается с лёгким щелчком — и он словно служит спусковым крючком для всего, что нагнеталось и пыталось удержаться в её маленьком сердце. Противно скрипят полозья, хрустит, проминаясь под ними, снег, доносятся сотни голосов и кое-где громкий смех, но Люси не чувствует радости. Эта маленькая, роскошная коробка давит на неё, сжимается всё сильнее и сильнее с каждым вдохом. Отличная упаковка для куклы, проданной за бесценок.

Люси пытается вспомнить всё то хорошее, что с ней случилось, а перед глазами мелькает лишь одно лицо в обрамлении кроваво-алых волос. Тот, кто дарил свою добрую и самую нежную улыбку ей одной, кто никогда не оставлял в беде и всегда был рядом, не боялся сказать прямо в лицо: «Остановись, ты не права». Тот, кому когда-то давно она, сопливая девчушка, едва научившаяся читать и писать, приказала дать клятву, что тот никогда не оставит её ради другой, ведь его невестой может быть только Люси. А Эрл, старше её на без малого десять лет, абсолютно серьёзно отвечал, что единственная девушка, которая всегда будет жить в его сердце — это госпожа Люси. Его грустные, разрывающие сердце на части, улыбки, уклончивые порой ответы и такая привычная, вплоть до дикости отчуждённость… Раз за разом прокручивая в памяти обрывки их случайных разговоров якобы ни о чём, она с ужасом понимала, что он знал. С самого начала знал, чем всё закончится, и при этом каждый раз находил в себе силы ободрить её и подставить своё плечо. На том пути, что был ей предназначен, с самого начала для него не было места.

— Останови карету, — задыхаясь от безысходности и собственной глупости, пытается закричать, но не слышит своего голоса. — Останови. Эту. Чёртову. Карету!

И уже не замечая того, как в удивлении округляются глаза кучера и он резко тянет на себя поводья, девушка распахивает дверь и делает шаг. Проваливается глубоко в снег, сдирает колени и локти и, кажется, отрывает с мясом кусок платья, но сейчас всё это кажется несущественным, потому что — ошибки быть не может — она его видела, там, в толпе. Люси уже ничего не слышит, словно проваливаясь в вакуум, и безуспешно пытается встать, но ноги не держат. Только в голове царит ужасающий гул, неистово колотится сердце и что-то обжигает щёки. Ей хочется верить, что это из-за мороза, а не потому что слёзы льются неудержимым потоком.

Этот запах и крепкие, сильные руки она сможет отличить от любых других в этом мире. Эрл всегда оказывается рядом с ней первым, появляется словно по волшебному щелчку пальцев — теперь ей придётся отвыкать и от этого. Теперь ничего этого не будет: ни тайных прогулок по лесу, ни бесед обо всём и ни о чём одновременно, ни нежных взглядов украдкой, ни сотен невысказанных слов. Осознание этого молотком медленно, с расстановкой и знанием дела вколачивает шляпки гвоздей в уготованный ей гроб — очередную коробку куклы за бесценок.

— Ты знал, — пытаясь побороть внутреннюю дрожь, принцесса отчаянно цепляется за своего спасителя, как за последнюю в мире опору — он всегда и был для неё таковой. Ногти противно скользят по стальному нагруднику и оставляют едва заметные царапины, но следы на сердце куда глубже и болезненнее. — Ты с самого начала знал и не сдержал обещание, а я… я так многое не успела рассказать тебе!