Карточный домик (СИ)

Они сидели на полу маленькой, но уютной гостиной, взявшись за руки и мечтательно смежив веки — действительно открытые друг для друга и готовые принять всё, что им поведают. Заглотить любую наживку, какой бы лицемерной и лживой та не оказалась. С тихим треском мерцала, поблёскивая, маленькая лампада, стоящая в центре круга. И если бы кто-то ещё удосужился в этот момент открыть глаза, то увидел бы, какие уродливые тени она отбрасывает на снедаемые серостью стены. Но им не дано было увидеть всю картину в целом; они были слепы — быть может, с рождения. У предметов, людей и явлений — абсолютно у всего имелась не только светлая, но и тёмная сторона — простая, но нерушимая истина. Все они лгали в первую очередь себе, смотря на мир через уродливую призму собственного восприятия. Все эти лживые речи, в правоте которых они были уверены и которые так упрямо навязывали другим, были ничем другим, как утопичным бредом.

— Этот год многому научил меня, — начала первой Люси. — Работая корреспондентом, мне пришлось побывать в таких передрягах и местах, о существовании которых я не подозревала, даже состоя в нашей гильдии. И хотя было далеко непросто, это был приятный и полезный опыт. Я познакомилась со многими интересными людьми, стала увереннее в себе и смогла взглянуть нам многие вещи под новым углом.

Давно позабытое тепло от ставших родными прикосновений — сухая, мозолистая ладонь Нацу и слегка влажная от волнения ладошка Венди — распространялось по всему телу, заполняя его от макушки до кончиков пальцев. Она пыталась придать голосу серьёзность, но было заметно, что уголки её губ невольно дрожат и приподнимаются вверх, выдавая рвущуюся наружу улыбку. Её умиротворённое, расслабленное лицо невольно притягивало взгляд и словно выделялось на фоне статичности окружающей обстановки. Его хотелось рассматривать снова и снова, отмечая про себя едва уловимые штрихи: трепещущую линию длинных ресниц, капризно вздёрнутые уголки верхней губы и несколько выбившихся из хвоста волосков, упавших на лицо и щекочущих нос.

… А ведь по сути она ничем не отличается от всех остальных. Сама с каждым днём загоняет себя всё дальше в угол. Но почему от этого он чувствует такую острую боль, как будто горло прошивают иголками? Почему именно ей так хочется верить — до последнего, несмотря ни на что, когда, по сути, верить уже не во что и незачем? Она такая же наивная и глупая дурочка, как и остальные феи, но в то же время особенная.

А может ли быть такое, что она действительно уверена в том, что всё делает правильно? Поступает так, как велит ей совесть и честь, а не прикрывается благими намерениями ради выгоды. В конце концов, ведь это именно Люси поставила его на место, когда он был одним из Аватаров. И не было абсолютно никакой боли в пылающей после удара щеке — только расцветающее где-то внутри чувство гордости. Если бы заклинательница в тот момент промолчала, он бы, скорее всего, разочаровался в ней. Ледяного мага больше удивило то, сколько горечи и разочарования было в её словах; пусть они и состояли в одной команде, но никогда не были по-настоящему близки. По крайней мере, сам Фуллбастер считал, что набралось бы как минимум пять человек, с которыми его связывали более близкие отношения. И один из них в тот момент был с ним рядом. Вот только Драгнилу было плевать на мнение Грея, его интересовал лишь результат — так всегда было. В гильдии их считали лучшими друзьями…

— Но, знаете, ребята, — она не выдержала и широко улыбнулась, — где бы мне ни приходилось побывать, я никогда не забывала о вас. Вы всё время были со мной, и ваша негласная поддержка помогла мне и не дала упасть духом. И я… действительно рада, что теперь мы снова вместе. Все вы для меня — самые дорогие люди.

Интересно, если бы он так же открыто и прямо признался ей в своих чувствах, что бы Люси ответила? Наверняка несказанно удивилась, слегка наклонила голову набок и, смущаясь, сказала, что тоже любит его. Она бы определённо не поняла, что он имел в виду.

И за шумным сбивчивым шёпотом, который подхватил возбуждённо галдящий Нацу, никто не заметил, как тихо скрипнула, закрываясь, дверь.

***

Одиночные комнаты — лучшее, что только случалось с ним за последние несколько дней. Теперь не было нужды слушать непринуждённую болтовню бывших согильдийцев и с каждым словом, режущим сильнее ножа, осознавать, что всё это — не твоё, что ты всегда был чужд этому и теперь уже навсегда останешься. Проще спрятаться в этом коконе из четырёх стен и, сдирая старые раны, захлебнуться в сочащихся гное и злобе. Убивать себя до рассвета, снова и снова, до отупения, до тех пор, пока не лишишься возможности думать.

Не слышать, не чувствовать, не вспоминать. Не жить.

Жить? Он давно только существует — ради ненависти, боли и мести. Его цель: уничтожить E.N.D. — так завещал отец. А дальше? Что делать дальше? Почему никто не сказал об этом?

— Ты должен бороться, Грей. У тебя ведь есть мы, твои друзья.

«Друзья? Напарники? Я всегда был одиночкой».