Картонные стены

Доктор был расстроен. Вся его утренняя работа летела в тартарары – как только в доме появился мощный раздражитель в лице Аглаи Денисовны, Андрей вновь впал в истерику.

– Кстати, рада с вами познакомиться, – демонстративно игнорируя сына, Аглая развернулась всем корпусом к Самоваровой и доктору. – Пока жили в Питере, мой отпрыск много времени проводил в доме вашего мужа. Алексея-то я хорошо помню, – улыбнулась она, глядя на Валерия Павловича.

– Как ты его помнишь-то? По групповым фото? К нам, Варвара Сергеевна, моим друзьям вход был заказан: мама не любит шум, а папа – беспорядок.

– Хороший у вас мальчик, – делая вид, что не слышит сына, продолжала она. – Каюсь, я на собрания в школу ходила редко… Да и столько лет прошло, так что, можно сказать, сегодня мы знакомимся заново, – и Аглая снова обворожительно улыбнулась. – А самое главное – вы здесь оказались очень кстати. Я давно подозревала, что в этом доме бардак. Но здесь даже не бардак, здесь клиника в чистом виде!

– Клиника в чистом виде то, что ты Тошку с дедом оставила, – сверля мать взглядом, перебил ее Андрей.

Аглая Денисовна наконец развернулась в его сторону:

– Я не позволю калечить психику ребенка! Вчера он целый день на нервной почве расчесывался.

– Ой! – Андрей плюхнул консервную банку в центр стола, задрал футболку и принялся скрести себе бока. – Я ведь тоже, мамуля, расчесываюсь!

– Быдло! – поджав ярко-красные губы, глухо уронила Аглая. – Сколько ни вкладывай в ребенка, как ни воспитывай, а выскочит какой-нибудь неправильный ген – и мы имеем то, что имеем.

Словно ища немедленной поддержки озвученной ею мысли, она требовательно посмотрела на доктора.

Валерий Павлович привстал из-за стола.

– Андрюш, пойдем, поговорим! – сердито сказал он. Невольно оказавшись меж двух огней, он уже не в силах был скрывать раздражение.

– Дядя Валер, может, лучше пойдем накатим? – развязно подмигнул ему хозяин дома.

– Это всегда успеется. Ну-ка, возьми себя в руки! Все же здесь женщины.

Наконец осознав, что перегибает палку, Андрей вернул лицу его обычное выражение.

– Пойдем, Валерий Павлович, продолжим нашу партию, – как ни в чем не бывало приобнял он доктора.

Когда они покинули столовую, Аглая Денисовна впилась в Самоварову полным отчаяния взглядом.

Вглядевшись в ее лицо, Варвара Сергеевна поймала на нем тень бессонной ночи, след от приема успокоительных и утренней ссоры с мужем и много чего еще, невысказанного даже себе самой.

Еще бы – в ее понятную жизнь стремительно ворвался хаос.

Он вовсе не был случайным. И она это знала лучше всех.

Похожее на громадный снежный ком, несчастье лепилось годами, задерживалось баррикадами из столового серебра, отвлекало шуршанием тканей, обманывало чужим смехом и голосами, прикрывало свое приближение повышенным давлением, статусом мужа и собственной осознанной неотразимостью, но… неотвратимо прорвавшись сквозь все это, вдруг сшибло ее с ног.

Неужели, при ее остром уме, Аглая Денисовна действительно надеялась, что пронесет?

Что смышленый не по годам белокурый мальчик, единственный внук, выношенный безродной самозванкой, защитит от неопрятной правды о том, что каждый из них существует сам по себе?

– Ради бога, хоть вы мне скажите, где Алина! – Аглая привстала со стула, подошла к Самоваровой и положила руку ей на плечо.

– Я не знаю, – честно призналась Варвара Сергеевна.

Теперь Алинина свекровь выглядела так, будто постарела на целую жизнь. Сквозь пудру и тональный крем проступили сеточки морщин, агатовые глаза померкли, а складки кожи на тонких длинных пальцах, унизанных драгоценными перстнями, безжалостно выдали ее возраст.

– Пожалуйста, не лукавьте со мной! Она его бросила?

– Будем надеяться, что нет, – отвела глаза Варвара Сергеевна и мягко выпросталась из-под ее руки.

– А вы уверены, что она жива? – Голос Аглаи дрогнул, а тонкие пальцы машинально потянулись к вискам и принялись активно их растирать. Варвара Сергеевна вдруг заметила, как же Андрей похож на мать.

– Практически на все сто.

– Знаете, я всегда подозревала, что рано или поздно она взбрыкнет. Наверное, этим она мне и нравилась. А больше там не за что было зацепиться.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Самоварова.

– Ну откуда, скажите мне, у сироты с темным прошлым могут взяться нормальные представления о том, что такое семья? Семья – это значит осознанно наступить себе на горло. Задвинуть на задний план свои эмоции и амбиции. При наличии хитрости и ума этим можно, конечно, жонглировать… Но у Алины нет ни того, ни другого. И этим она мне не нравилась.

Отодвинувшись от Аглаи на безопасное для своего энергетического баланса расстояние, Варвара Сергеевна продолжила внимательно изучать ее лицо.

И словно в раскрытой книге бегло читала на нем многочисленные бурные, но короткие романы, и кружевную ложь, и приторные вздохи в постели с мужем, и продуманные капризы, всю жизнь державшие кабинетного вояку в тонусе, и слезы в подушку или – очень редко – перед подругой, которую после минутной слабости она безжалостно удаляла из своего благополучного дома.

Но чем же был для нее Андрей?