В запальчивости Толик яростно стучит своим кулачищем по деревянной столешнице, и литровая банка с зеленым, слегка подсоленным чаем угрожающе сдвигается к опасной границе. Подхватываю ее за секунду до падения и перед тем, как поставить на место, делаю внушительный глоток. Усаживаюсь на свое место. В этот момент в дверной проем просовывается запаренный Камо и небрежно кидает на мой крохотный столик листок с данными работы пеленгаторов. Поднимаю к глазам его листочек и зачитываю вслух записанные на нем долготу и широту искомого места. Тщательно наношу координаты только что определенной точки «Браво» на карту Вьетнама, приколотую канцелярскими кнопками прямо к потолку. Надо сразу заметить, что мы за последнее время изрядно обюрократились. По всем стенкам развешаны самодельные карты различных вьетнамских провинций, расписания сеансов связи, пеленгаторные планшеты, списки позывных и колонки важнейших радиочастот. Все это, конечно, весьма полезная информация, но в этом бумажном море мы, совершенно точно, очень скоро утонем. После очередной дозы наикрепчайшего чая в голове моей несколько проясняется и в ней тут же поселяется некая смутная мысль по поводу временно оставшегося без прикрытия разведчика. Окончательно я ее додумываю лишь во время обеда, наскоро приготовленного буквально из ничего нашим вездесущим Камо. Впрочем, ему, дикарю, все легко дается. Дитя гор, к дикой жаре и примитивной пище приучен с самого детства.
Обед наш в самом разгаре. Весело обсуждают что-то Воронин с Басюрой, шепчутся на углу стола Преснухин со Щербаковым, один я сижу в задумчивости и сосредоточенном молчании. Мне не до шуток. Полуденные подначки меня сегодня совершенно не задевают и ничуть даже не тревожат. Меня неожиданно осенила идея, да еще какая! Вот я и сопоставляю факты, провожу анализ последних разведданных, думаю. Все делаю строго так, как учили меня школьные отцы-командиры.
«Ведь на борту каждого стратегического разведчика имеется как минимум один стандартный телеграфный аппарат RTTY», — всплывает, словно айсберг из пучины, основная, или, как бы мне поточнее выразиться, главная мысль. И если он там есть, то ведь можно его как-то и перехватить. Не сигнал, разумеется, а в натуре. Руками. Или хотя бы попытаться это сделать. Иначе как еще можно подобраться к безбрежному морю проносящейся вокруг нас (и мимо нас) недоступной информации. Растревоженное воображение, словно издеваясь надо мной, рисует радужные картины того, как мы снимаем с полуразвалившегося самолета, дымящегося на склоне невысокого холма, драгоценный телетайп, оборудованный устройством линейного шифрования. «Вот если бы это удалось провернуть, — прикрываю я глаза, будто утомленные послеобеденным зноем, — пусть хоть и в неисправном виде, пусть даже в испорченном… Нет такой машинки, которую не починил бы Широбоков…»
— Эй, Косарев, — прерывает мои сладкие грезы капитан, — сегодня ты дежурный по кухне. Не забыл?
Я механически киваю. Без особого, естественно, энтузиазма, но киваю. Не может же кто-то из нас в одиночку и беспрерывно обеспечивать наши хозяйственные нужды. Это только кажется, что у маленького отряда и потребности маленькие. Отнюдь! На кухне в любой день дел бывает по горло. Надо и наносить воды в бочку, и почистить песком, а потом начисто вымыть всю кухонную посуду. Кроме того, требуется запасти дров для вечернего костра, да так, чтобы их хватило до самого позднего вечера. И, главное, приготовить съедобный ужин. После того как все покидают нашу импровизированную столовую, принимаюсь ревизовать наличные запасы продуктов. Осмотр меня радует. Куриная тушка, связка лука, охапка сушеной рыбы, литра полтора соуса, десяток ананасов и почти полный мешок риса составляют наши основные запасы.
— Живем, как боги! — тихо радуюсь я.
Хозяйственная работа мне даже приятна. Не так жарко, как в раскаленном «кунге», не такая нервная нагрузка, просто отдых какой-то. Можно неспешно побродить по окрестностям. Пособирать по деревьям и кустарникам что-нибудь съедобное. Просто перевести дух. Помечтать, наконец. Все мои боевые товарищи разошлись по машинам, а я, пристроившись за обеденным столом, неторопливо расстилаю припрятанную газету и начинаю неторопливо перебирать хоть и сильно засоренный, но удивительно крупный рис. Мысли мои вновь и вновь возвращаются к посетившей меня час назад идее.