Картвелеби. Книга вторая

– Только что ко мне приходил Ламарин муж. Мы очень долго разговаривали, и он подробно описал мне, где Айдемировы скрывают Нино.

– С чего бы ему подставлять друга?

– Я не знаю, но он казался очень искренним.

Давид шумно выпустил ртом воздух и нехотя встал. Ещё не до конца разлепив веки, он сладко зевнул и развернул к себе брата за плечи.

– Послушай, даже если он прав, куда мы сорвёмся сейчас? На дворе ночь.

– Да, но Нино…

– Я понимаю твоё желание спасти поскорее свою Джульетту, но, если мы отправимся в путь сейчас, то доедем в Ахалцих к рассвету. Ты хочешь, чтобы мы выдали себя?..

Шалико задышал тяжелее и, отложив свечу на прикроватный столик, вернулся к брату. Тот смотрел всё так же, и юноша застонал от нерешительности.

– Я не знаю, дзма! Я не вынесу ждать ещё день.

– Придётся. Мы поедем завтра вечером и ночью, когда все уйдут спать, незаметно прошмыгнём в дом.

Младший князь бессильно потоптался на месте и вознёс глаза к небу.

– Я обещаю тебе, мы спасем её! – Лейб-гвардеец приложил руку к сердцу. – Я лично это сделаю, иначе уважать себя перестану. Договорились?..

Старшему брату пришлось несколько раз переспросить об этом младшего, прежде чем тот дал вразумительный ответ. Тяжёлые минуты и часы ожидания потянулись нескончаемым потоком, расплываясь перед глазами Шалико. Всё, о чём он только мог думать, сходилось к Нино и её спасению, и весь последующий день он казался мрачнее тучи. Давид, который считал, что было бы неплохо привлечь к этому делу и Игоря Симоновича, отказался в итоге от этой мысли, не решаясь предложить её дзме. Джавашвили, тем не менее, приехали проводить их прямо перед отъездом, а Георгий Шакроевич со слезами на глазах потрепал каждого из них по плечу:

– Верните мою дочь, дорогие. Верните!..

Сёстры Нино с трудом удержались от слёз. Саломея Георгиевна даже обняла Давида на прощание, а Игорь пожал ему руку. Шалико поправил на поясе пистолет и первым пришпорил коня.

– Мог бы хоть матери и Софико слово на прощание сказать, – буркнул измайловец, загоняя своего коня, чтобы поравняться с ним. – Кто знает, что с нами там случится?..

– У неё сегодня день рождения, – произнёс юный политик, будто не слыша. – Раньше мы так хорошо праздновали его вместе!..

Давид быстро понял, что его старания бессмысленны и наконец оставил все попытки. Ночь медленно опустилась на землю, будто приняла их в свои тёплые бархатные объятья. Полная луна освещала им путь. Не моросило, и грудь и лицо ласкал податливый февральский ветерок. Задрав голову к небу, они увидели, как много звёзд наблюдали за их подвигом, а холмистые горные вершины лишний раз напомнили о том, зачем они пустились в этот полный опасностей путь. Живи они, скажем, во Франции, пришлось бы им вызволять Нино из подобной беды?..

Один за другим оставались позади бесчисленные аулы. На одной из горных дорог вдали они увидели человека с огромной повозкой и ослом и наблюдали за ним до тех пор, пока он не въехал в соседний аул. Шалико все время хмурил лоб, рассматривая карту, которую дал им Исхан, и один раз всерьёз вспылил, когда выбрал из двух тропинок ту, которая привела их в тупик.

– Проклятье!.. – Он так сильно всплеснул руками, что выронил карту наземь, и бессильно прикрыл веки. Наблюдая за нервозностью брата, старший Циклаури не переставал качать головой. – Надо было взять сидзе с собой!..

Давид остановил своего коня, поднял с земли карту и, встряхнув с неё дорожную пыль, сказал:

– Давай договоримся: теперь я нас веду. Из тебя так себе Сусанин!..

Юный влюблённый молча кивнул и всю оставшуюся дорогу держался отстранённо, словно воды в рот набрал. Дзма и на этот раз не сдержался от улыбки.

– Знаешь, я даже немного тебе завидую, – вдруг признался брат, не стирая с лица умиротворенно-смиренного выражения. В недоумении Шалико обернулся на него и как будто впервые за ту ночь всерьёз заметил своего попутчика.

– Завидуешь? Но чему?

– Этому твоему волнению и готовности на всё ради неё. На твоём месте я был бы таким же, но… так уж получилось, что мне этого не выпало.

Сколько горечи сквозило в этих словах!.. Немного помолчали, и, когда взоры братьев встретились, один из них оставался серьёзен, а второй, по привычке, обсмеивал и себя, и своё положение. Несмотря на маску иронии и насмешки, Шалико прекрасно понимал Давида, и ему внезапно стало… безумно обидно за дзму.

– Ты не злись на меня за то, что я так часто тебя дразню, – вновь заговорил лейб-гвардеец и тяжело вздохнул. – Сарказм – это всё, что у меня осталось.

Младший Циклаури медленно пожевал губы, прежде чем решаться на вопрос, который так и вертелся у него на языке. В конце концов, он всё-таки сорвался:

– Дзма, Саломея Георгиевна…

– Саломея Георгиевна, – улыбаясь, отвечал тот, но всё ещё не смотрел в его сторону, – предпочла другого мужчину. В очередной раз. Ну а я женюсь на богатой наследнице и спасу нашу семью от банкротства. – Неожиданно Давид весело ему подмигнул. – Ну, и что ты встал?.. Я, что ли, буду спасать твою Джульетту из лап Тибальта? Нечего смотреть на меня так, я лишь помогаю! Главное за тобой.