Картвелеби. Книга вторая

Я подумал, что никогда не встречал такой красивой женщины ни среди армянок, ни среди грузинок. Вас сопровождали двое влюблённых, шедших под ручку, и только теперь я понимаю, что это были Ваша средняя сестра и её муж. Вы двигались так плавно и грациозно, словно совсем не касались земли, а голову держали так высоко, что я невольно сравнил Вас с царицей Тамарой. Я никогда не был влюбчив, и всё же я засмотрелся на Вас. Но Вы… гордо прошли мимо. Вы даже не взглянули на меня, и тогда я подумал, что заслужил Божью кару за свою чрезмерную мечтательность.

Потом Вы всё же остановились в нескольких метрах от нас и Ваграма Артуровича и, пока Сатеник поедала чурчхеллу, я всё ещё смотрел в Вашу сторону. Становилось прохладно, и Игорь Симонович любовно закутал Вашу сестру в пальто, поправил ей шарф на шее, достал из кармана рукавички, и вы не сдвинулись с места, пока Валентина Георгиевна их не надела. Как Вы смотрели на них в ту минуту!.. В Ваших глазах сквозила неизгладимая мука бренного мира. Вы страдали, я видел это, и внезапно осознал, что, несмотря на всю Вашу красоту, Вы не познали любви. Вы не любили по-настоящему, пусть в Вас и влюблялись десятками, и Ваша душа до сих пор нестерпимо об этом мечтает.

Что же!.. Я всего лишь хирург – не психиатр – и не привык копаться в людских душах. Скорее уж в их телах! Но Вас, сударыня, я раскусил. Проведя в Ахалкалаки несколько месяцев, я много слышал про Ваш неудачный первый брак и про смерть Вашего брата на дуэли с Вашим мужем и лишь уверился в своих заключениях в самую первую нашу встречу. Что Вы прикажете мне делать с этим знанием и Вашим откровением в сестринской?.. Это вопрос скорее к Вам, а не ко мне.

Я никогда не мог похвастаться уступчивым нравом, – увы, в силу профессии и возраста, меня сложно впечатлить. Вы красивы, я не спорю, но также и довольно спесивы и чересчур любите менять маски на людях. Чтобы я мог дать Вам то, чего Вы хотите, мне понадобится время. Я ничего Вам не обещаю и оставляю за собой право уйтив любой момент. Однако, если Вы готовы, то я не стану Вас разубеждать.

Искренне Ваш,

Левон Арамянц».

Саломея крепче сжала в руках лист и тихонечко всхлипнула. Своим письмом Левон заставил её плакать, но эти слезы не были горькими. Как раз наоборот!.. Ещё никто и никогда настолько глубоко не касался её души, никто не выворачивал её наизнанку так искусно, не пробирался сквозь нескончаемую череду масок. Как ему это удалось?.. Она не могла ответить на этот вопрос. И всё же… уверенность к ней вернулась.

«Такого мужчину упускать нельзя, – подумала она про себя, убрав непослушный локон волос за ухо. – Только бы он не подумал, что я сдалась, потому что не появлялась весь месяц!».