Братья помолчали какое-то время, но настоящей обиды, на самом деле, не таили. Со временем их отношения стали более зрелыми и от этого ещё более крепкими. Шалико избавился от детской восторженности, с которой смотрел на брата, а Давид научился думать не сердцем, а головой. Теперь они общались на равных. Несмотря на взаимные колкости, один искренне переживал за другого, а за изящными сравнениями скрывал неподдельную тревогу.
– Я понимаю тебя, дзма, – вздохнул тот, поднимаясь на ноги, – но если ты будешь делать то, что не хочется, то понемногу возненавидишь и себя, и свой долг.
– С чего ты решил, что я чем-то недоволен? – немного погодя, откликнулся Шалико. Давид пристально на него посмотрел и, к сожалению, не заметил в его взоре осмысленности. Снова эта железная броня, под которую никак не проникнуть!..
– Как скажете, мой повелитель. Только грешить всё-таки приятнее! – вернулся к иронии лейб-гвардеец, не видя смысла в серьёзности. Хотел и дальше играть в театр? Пожалуйста!.. А локти кусать придется всё равно!
– В смысле? – нахмурил брови малой и недовольно захлопнул книгу. – Не сосредоточишься тут с тобой…
– Натали, конечно, ангел, но, если тебя тянет на тёмную сторону, то нет смысла этого скрывать. Природа, так или иначе, возьмет своё!..
На рожон он лез осмысленно, и совсем не удивился, когда Шалико зарычал от злости, глубоко закатил глаза и, направившись к двери большими шагами, распахнул перед ним настежь.
– Падишаху надоело ваше общество, Давид-ага! – процедил он скабрезно. – Спуститесь лучше вниз и посмотрите, чем занята Софико-Султан.
– Как скажете, – ничуть не смутившись, кивнул брат, но в дверях всё же остановился и ещё раз шутливо ему подмигнул. – Только о том, что я сказал, всё-таки подумайте. О той ли вы грезите по ночам, о, великий султан?..
Ни один мускул не дрогнул на лице Шалико. Он с самым недовольным видом захлопнул перед Давидом дверь, но тот, конечно, не обиделся. Столь буйная реакция доказала необходимость жёстких мер. И чем он только думал?!..
Но одно брат точно подметил правильно: их младшая сестра осталась на первом этаже совсем одна и, наверняка, заскучала без общества Натали и остальных. Хотя скука и Софико – два несовместимых понятия, и что-то она с утра явно задумала! Иначе почему с таким рвением выпроваживала родителей из дому, но сама при этом отказалась с ними ехать?
Между Софико и её старшим братом насчитывалась разница в двадцать лет, что, конечно, сказывалось на их отношениях. С Шалико она держалась гораздо проще и откровеннее, но прекрасно знала, что он относился к ней здраво и не имел к ней слабостей, чтобы потакать её капризам. С Давидом всё сложилось иначе. К нему она ходила с просьбами и отыгрывала роль младшей сестры до тех пор, пока он не выполнял всего, что она хотела. Отцовский инстинкт, который капитан Циклаури ещё не успел реализовать, он в полной мере растрачивал на даико, а она, обладая недюжинным умом, умело этим пользовалась.
– Ах, дзма, – проговорила она с досадой, когда он опустился рядом с ней на диван, и тяжко вздохнула. – Ты не представляешь, как мне грустно.
– Тебе – и грустно, радость наша? – недоверчиво усмехнулся Давид и своей большой рукой убрал ей за ухо локон волос. – Где такое видано?
– Да, я не хочу никого видеть и говорить ни с кем тоже.
– Ты много общалась с Шалико. Эта беда, похоже, заразна!
Они немного посмеялись, не сдержав веселья, но потом осеклись, осознав, что издеваться над чувствами брата дурно. Софико резко посерьёзнела и надула губы, захлопав длинными черными ресницами.
– Помнишь мою гувернантку мадам Леруа? Она и Шалико давала уроки французского, когда я ещё не родилась.
– Помню, конечно. Она проработала в нашем доме больше двадцати лет!
Заметив его участие, младшая Циклаури очень обрадовалась этому и всё же рискнула, пустив в ход всю свою изобретательность. Была-не была!..
– Да, дзма, двадцать лет! А наши родители не разрешили мне увидеться с ней. Она недавно приехала из Франции и скоро опять уедет. Кто знает, когда она будет в Ахалкалаки ещё? Я так по ней соскучилась!..
Девушка прикусила язык, когда взгляд Давида наполнился скепсисом, а руки сложились на груди.
– Чемо сихаруло, если ты собираешься на свидание с каким-то мужчиной, то так и скажи. Нечего выдумывать небылицы. Только помни: во второй раз мы можем найти кого-то и похуже, чем хромой мусульманин…
– Вот ещё! – горячо фыркнула Софико. – Я – грузинская княжна. Такое поведение для меня неприемлемо.
Давид ещё выше вскинул брови.
– Рад слышать это, даико. Рад слышать.
Воцарилась тишина, которую княжна нарушила, вцепившись в рукав брата, и состроила ещё одну гримасу.
– Дзма, – позвала она тихо без тени улыбки на лице, – клянусь, что не вру. Мы встретимся с ней в каком-нибудь чайной и съедим вместе пирожное. Только и всего!
– Но papa и maman я говорить не должен, – легко догадался измайловец.
– Безусловно, не должен! Они разозлятся на тебя за то, что отпустил меня, когда они не разрешили. Этому, и правда, лучше остаться нашей тайной.
Ещё одна многозначительная пауза.