Картвелеби. Книга вторая

– Справедливости ради. – Золовка вступилась за невестку, которой симпатизировала. Кроме того, Софико не нравилось сплетничать о человеке за его спиной, – не настолько и отрывает. Сегодня оба моих брата поедут на почту забирать посылку из посольства от графа Каминского. Они все очень дружили в Риме.

– Спасибо, что напомнила, даико! – вдруг спохватился Давид, поднимаясь на ноги, и развернулся к Саломее. – Мне нужна эксклюзивная марка, о которой вы так много говорили, ваше благородие. Мы хотим отправить Михаилу Сергеевичу благодарственное письмо в Рим. Но посылка иностранная, надо соответствовать.

– Да-да, конечно! – с готовностью откликнулась Саломея и тоже встала. – Пойдёмте, я покажу вам дорогу…

Софико, Тина и Нино одновременно нахмурили лбы, рассудив, что заговорщики придумали, по правде сказать, не очень хорошую отговорку. Ну и кто из них в неё поверил?

– Чем бы они ни промышляли, надеюсь, что это к добру, – подытожила госпожа Ривкина и проворно обернулась к гостье. – Лучше расскажи: тебя хотя бы в поле с лошадьми выпускают?

Нино перестала слушать их разговор, погрузившись в свои мысли. Что-то в поспешности, с которой старшая сестра и Давид Константинович покинули их, не понравилось княжне Джавашвили. В прошлый раз, когда они так уединялись, ни к чему хорошему это не привело. Но, кажется, Саломея не проявляла к бывшему возлюбленному должной симпатии, хотя друзьями они стали хорошими. Так в чём же дело?..

Спустя двадцать минут загадочный дуэт вернулся в гостиную. Как ни в чём не бывало, они продолжили шутить и смеяться, а Давид съел ещё один гогал, похвалив искусность кухарки, матери Павлэ. Потеряв всякий интерес к разговору, Нино извинилась перед сёстрами и князьями Циклаури и, напомнив всем, что должна вскоре ехать на кладбище к Вано, поднялась в свою комнату.

– Неужели я его больше не увижу? – прижавшись горячим лбом к двери, шепнула Нино. – Неужели он уедет в Рим и женится на Натали?

Эта мысль настолько извела девушку, что она застонала от отчаяния и развернулась на каблучках. Мечтая уткнуться лицом в подушку, она сделала несколько вялых шагов к кровати, но у будуарного столика замерла, заметив лежащие на нём… исписанные альбомные листы.

Княжна не помнила, чтобы оставляла их здесь, и дрожащими руками забрала загадочное послание со столика. Первое же обращение, которое бросилось ей в глаза, гласило: «Моя Гретхен! Моя Лотте!..». По телу табуном побежали мурашки.

«11 января 1888 года

Мы с ma cherie Natalie почти неразлучны. Когда она смеётся, я чувствую себя самым счастливым человеком на земле, но раз за разом ловлю себя на мысли, что её смех очень похож на тот, что ласкал мой слух в последний раз пять лет назад. Эти размышления меня ничуть не коробят. Говорят, что вкусы человека не меняются с годами. Я нашёл в ней то, что ценил когда-то в милой Нино, но Натали я люблю ничем не меньше. Завтра мы собираемся к Джавашвили с визитом, но я не чувствую по этому поводу должного воодушевления. О, как меня это радует!.. Она в прошлом, теперь уже навсегда.

«12 января 1888 года

Я презрен, но очень горд собой. Саломея Георгиевна поняла бы меня!.. Княжна Джавашвили так и не смогла скрыть своего разочарования, когда увидела меня с Натали. Ну а я – жалкий шут, лелеющий своё самолюбие! – очень потешился её смятением. Я знал, что поступаю плохо, когда взял графиню с собой, но соблазн оказался слишком силён. Наверняка, ни один грешник не упустил бы подобной возможности, и гореть мне за это в пучине ада. Но я готов принять эту участь, ибо она того стоила!.. Мне показалось, или милая Нино действительно ревнует? Неужели я всё-таки дождался этого дня?..

«16 января 1888 года