Картвелеби

Тина неторопливо перевернула нотную тетрадку и прислушалась к этому разговору как раз в тот момент, когда её вмешательство могло больше всего понадобиться. За столько лет она уже научилась безоговорочно различать, когда над их головами собиралась ещё одна буря. И этот раз, безусловно, не стал исключением.

Нино недоверчиво причмокнула, вовсе не поверив в напускное благочестие Саломеи, и опустилась на красный диван рядом с книжной полкой, всё ещё сжимая конверт с письмом Вано в руках.

– Ты так говоришь, как будто никто не догадывается о вас, – как бы невзначай промолвила девушка и наткнулась на осуждающий взгляд Тины. – Что? Скажешь, мы не знаем?

– Нино, – тяжело вздохнула Тина. – Нельзя говорить всё, что думаешь. Это неприлично.

– Чего? – На этот раз старшая сестра усмехнулась саркастично, даже надрывисто и пожала плечами так, будто сама смеялась над речами младшей. – Чего такого скандального вы можете знать о нас?

– Гмерто чемо6! – Нино закатила глаза, пропустив замечание Валентины мимо ушей. – Да это же очевидно, что ты его не любишь! А он к чашушули7 больше чувств проявляет, чем к тебе!

– Нино! – возмутилась средняя сестра и устало поднялась с банкетки. Шаг её казался неуверенным, а щёки – чуть бледнее, чем положено, но эти наблюдения ускользнули от всеобщего внимания. – Прекрати!

– И не подумаю! Сколько можно лицемерить и делать вид, будто ничего не происходит?! Вам самим-то не надоело притворяться?

– Лицемерие? Притворство? – На этот раз Саломея рассмеялась вполне искренне и тоже встала. Младшая княжна последовала её примеру. Они встретились прямо посреди гостиной, и каждая готовилась защищать свою правоту. – Ах, чемо карго8, когда ты уже поумнеешь…

– Ну конечно же! Именно мне нужно поумнеть! – насмешливо закивала оппонентка. – Это ведь я шестой год мучаюсь от безразличия мужа и играю на публике бездушную зазнобу без каких-либо слабостей…

Тина перевела дух. Повисла оглушительная тишина.

– Как ты только можешь… жить в таком аду? Я бы скорее наложила на себя руки, чем терпела бы всё это.

Томную молчаливость душной гостиной нарушил громкий женский возглас. Нино потёрла ушибленное место на лице. Саломея приблизилась вплотную.

– Даико! – вполголоса проговорила Тина, но её так никто и не услышал.

– Ты ещё такая наивная. Рассуждаешь так, будто не знаешь наших традиций, – горько продолжила замужняя сестра. – И откуда в твоей голове берётся эта глупая сентиментальность? Она испортит тебе жизнь!

– Как она когда-то испортила твою?

Их взгляды пересеклись, и девушки впервые за долгое время почувствовали давно потерянную духовную связь. Несмотря на свой упрямый, неуступчивый нрав, Нино довольно хорошо чувствовала людей, поэтому быстро поняла, что ковырнула в душе сестры старую, давно кровоточившую рану, и почувствовала за это укор совести. Как часто с ней подобное случалось? Шалико наверняка покачает головой, когда узнает об очередной её несдержанности!

Но кто знает, как далеко Нино могла бы зайти в своём искреннем желании докопаться до правды, если бы всеми любимая Тина вдруг… не лишилась чувств?

На растревоженные женские крики Пето спустился в гостиную и как раз подоспел к тому моменту, когда его жена и свояченица подхватили Тину на руки и уложили на диван. Перепрыгивая через две ступеньки, когда-то вялый и безынициативный Пето бросился на помощь с таким оживлением, что Саломея не сразу узнала в захлопотавшем вокруг них мужчине своего беспристрастного и отчуждённого супруга.

– Опять обморок? – мрачно переспросил зять, отсылая слуг за спиртным. Нино, не помня себя от тревоги, коротко кивнула, и он зацокал языком, приглаживая подбородок. – Быстрее несите сюда коньяк или вино отцовской выжимки! Поводите под носом. Живо очнётся!

В следующую минуту Пето подозвал к себе дворового парня и отправил его в Мцхету за старым князем.

– Только не говори, что обморок, – крикнул он парню вслед и всплеснул руками. – А то перепугается раньше времени. Скажи только, что ждём его поскорее. Тине нездоровится.

Всё это время Саломея настороженно наблюдала за своим деловитым мужем и мысленно возвращалась в то время, когда он ещё с таким рвением ухаживал за ней… этот высокий, стройный юноша с пламенными чёрными глазами, смотревшими одновременно страстно и трепетно. Вся фигура Пето передавала сильное напряжение в каждой частичке его тела: казалось, будто он никогда по-настоящему не расслаблялся. От него веяло какой-то страшной преступностью и скрытым пороком, хотя она не могла понять до конца, чем подпитывалось это впечатление. Были ли тому виной чрезмерная порывистость в движениях и давний, закостенелый невроз? Так или иначе, именно на этот роковой свет она в своё время полетела, будто мотылёк, и сгорела дотла. Его голос звучал так приятно, хоть и прокуренно, что она потеряла от него когда-то голову. Подумать только! И этот самый человек, которого она так горячо полюбила в свои девятнадцать, сейчас не вызывал у неё ничего, кроме откровенного презрения!