Карты четырех царств.

Ответ не требовался. Вервр толкал добытую невесть зачем новую обузу и надеялся, что сбудет с рук прямо теперь, сразу и бесповоротно. Пацан потел и холодел от страха. А вдруг его не пустят в особняк? А вдруг даже хэш Бесглас не сможет там приказывать? Мысли Гвоздя читались до смешного легко, эти мысли кричали о себе каждым жестом и вздохом…

Возле особняка Номы творилось предсказуемое и невообразимое. Топот, слезы, вой… Людишек, переломанных и перемятых в праздничной давке, складывали под ограду, как дрова. Тех, кто во время праздников остался трезв и пострадал, будучи стражами, служа при питейных заведениях, более уважительно выстраивали в очередь. Мимо больных бегали слуги и помощники из выздоравливающих — носили мази, палки для костылей, тряпки для бинтов…

Вервр перемахнул ограду, дождался, пока Гвоздь втиснет худое тело в щель прутьев и догонит. В парке творился тот же кипучий беспорядок. Всюду тела, вонь и сквернословие… Вервр небережно отдавил чью-то руку, пнул чей-то зад, сбрасывая мычащую тушу с помятого цветника.

— Да хоть трижды ноб, — донеслось издали безмятежно спокойное, басовитое. — Что, он намерен при мне — кричать? Послушаем… Ох! Я сейчас…

Голос Бары стал заметно ниже за минувший год. А сам Бара сделался и шире, и выше… и внимательнее. Еще не видя гостя, учуял его, охнул. Бросив дела, выбежал и, по южному обычаю, сколько ни отучивай, рухнул посреди дорожки на колени и церемонно коснулся лбом ладоней, плоско уложенных на грунт.

— Учитель!

— У вас тут… — вервр принюхался, — даже склокам тесно.

— Князь женит сына, как только выловит его в порту. А еще праздник урожая, торг… всё сразу. Ну и драка у причалов, и пожар на винных складах, — поднимаясь и норовя поддержать учителя под локоть, сообщил Бара. Конечно, он при этом озирался и недоумевал. — А…

— Я один. Возможно, без Аны я выслушаю то, что ты пытался сказать прошлый раз, а я умело не понял. Хотя моё мнение… — вервр скривился и не стал продолжать. — Где прочие? И как тебе мой подарочек? Не знаю, в оруженосцы он полезет, в лекари или в писари, а только сперва зашей ему карманы и выбери имя.

— Исполню, учитель. Все у нас дома, только устали до обморока. Номе нет времени даже поесть, — продолжая держать под локоть, сообщил Бара. — Эмин лечит, его жена проверяет новых больных, вон там.

— Иди, без тебя там делается шумно, — вервр вслушался в рёв какого-то особо важного ноба, быстро разобравшего: Бара покинул комнату. Напоследок вервр отвесил Гвоздю подзатыльник. — Клыкастый! Заточку брось. На людей не скалься, норов хоть проглоти, а наружу чтоб не вылез. Пороть тебя поздно, шею сворачивать самый раз. Понял?

— Понял, — едва слышно шепнул Гвоздь. Недоверчиво тронул затылок, сомневаясь, ударили его или погладили. — А долг?

— Потаскаешь дерьмо из-под лежачих, поймёшь, во что вляпался, — безмятежно улыбнулся вервр. — Иди. Мне тоже пора… дал же слово сгоряча.

Вервр принюхался, выбрал направление. На ходу смял, сжал в кулаке зелень и злость.

Очередь на прием к Номе переминалась, едва двигалась… но никто не шумел и не буянил. Оно и понятно: в коридоре, шагов за двадцать от дверей комнаты лекарки, сидели трое молчаливых здоровяков, все при оружии. Вервр пискнул, собрал понимание… боцман и помощники капитанов: эти захаживали в особняк не первый год, и не больными, а друзьями. Теперь тоже явились трезвые, стращать очередь к Номе, измотанной до последней крайности, но упрямо зовущей больных по одному из бесконечной вереницы.

— О-го… Сам слепой лучник, — вояка с широким тесаком чуть подвинулся. — Здравия… мы мимо очереди не пускаем, но вы… Вы — это вы. Вроде, я жить-то еще не утомился.

— Лучник? — удивился вервр.

— Ну, как бы так… — неопределённо пожал плечами боцман. — Глазастый юнга клялся, что даже и сам видел, как слепой метал стрелы. Пальцами! Тот юнга уже бороду отрастил, а вы вот… гм. Навещаете, значит. Не забываете.

— Навещаю, — вдруг озлился вервр.

Мигом оказался у двери и скользнул в щель. За спиной в три глотки выдохнули напряжение — и не посмели любопытствовать. Даже отодвинулись по коридору еще на пять шагов. Очередной больной как раз хромал навстречу вервру, приживал к боку корзинку с травами. Ан выпихнул человека в коридор и плотно закрыл дверь. Пересёк комнату, подвинул стул и обратил слепое лицо к Номе.

— Странно, что еще живая. Граф Рэкст был глуповат. Стоило поджечь два склада и выкатить вино из пары-тройки погребов. Ты сама надорвалась бы, такое убивает гораздо надёжнее проклятий.

— Вы не забыли нас, — слабо улыбнулась Нома.

Дрожащей рукой дотянулась до кулака вервра. Прощупала: кровь, свежая…

— А… был зол и вот, сорвал, — отговорился вервр.

Он ссыпал с раскрытой ладони колючие стебли роз. На одном вроде бы даже уцелел бутон. Нома заметила и задохнулась.

— Цветы, — она сморгнула слезинку, глядя неотрывно на мятый бутон.