Карты четырех царств.

Когда после двух курсов спецподготовки я ушел на вторую отсидку, я еще был глуп и верил, что систему можно изменить изнутри, я был внедрен… а, не важно. Тот гад не стал еще моей ближней целью, я копил опыт — и слушал, ведь о нем много говорили. Мол, он тоже сильный. А он был просто зверь. Брал под контроль любую зону в несколько дней. И такое начиналось… Полная зачистка. Начальство увольнялось или хуже — добровольно писало о себе и своем начальстве разоблачения в прокуратуру! Садисты и отморозки с ума сходили, руки на себя накладывали, бежали без оглядки. Проходило не более месяца, и зверя переводили на новое место — полагаю, из страха и бессилия понять: что он делает с окружающими? В три года он… стоп, зачем думать о его жизни, если важна лишь смерть?

А он не просто жив, он на воле устроился так, хоть слюнями изойди от зависти! Неприкасаемый, и люди его — над законом. И ворье к нему на поклон, если край приходит, и власть к нему, и денежные мешки, и суки-политики… А вот внедриться к нему нельзя. Многие пробовали, все или мертвы, или сгинули.

Я долго изучал его и постепенно понял, какой послужной список надо накопить, какую репутацию заиметь, чтобы он подпустил близко. Очень близко. На расстояние выстрела.

И вот я здесь, на собеседовании… не знаю, сразу ли с ним, нельзя надеяться на такое везение. Но место обнадеживает. У меня врожденное чувство времени и положения в пространстве, но я не смог понять, куда меня привезла их машина. Когда высадили, увидел подъезд — стандартный, блочно-быдлячий, пропахший старым куревом и мусоропроводом. Поднялся, как и было велено, в офис на чердачном этаже. Внутри — чисто, но как-то не по жилому. Комната ожидания большая и гулкая. Мебели мало: диван, столик, вешалка, два кресла. Имеется три двери, через одну я вошел, вторая напротив и открыта, мне отсюда видно еще одна комната, и там работает с бумагами девушка — я заметил её мельком, со спины, и спина… запоминающаяся.

Так, стоп, не отвлекаемся. Третья дверь. Я проверил: за ней метр нештукатуреного кирпичного коридора и далее глухая стена. Что еще могу сказать? Камер наблюдения не заметил, но затылок ноет, меня определенно пасут. Или это нервы? У всех они есть. Я про свои вспомнил, как только обернулась эта… как бы секретарша. Мегатонн сто беззащитности и теплоты во взгляде. Фото ничего такого не передают, в её деле первое фото — старое, почти двадцатилетней давности. На том фото она ребенок, усталый обиженный ребенок — Матиа Мита, тринадцать лет, убийца брата и матери. Я помню свою злость при чтении дела. Убийца она, ага… Не отчим же, который с прокурором жрал и парился! Помню и свою ухмылку: после отсидки за грустным ребенком числится пятнадцать вероятных эпизодов, всегда — мужчины с безупречным прошлым, без приводов и тем более судимостей. И первым она приговорила отчима. По всем эпизодам у полиции и даже спецов нет доказательств или подозрений. Только совпадения: была в том же городе, опрошена как свидетель близ места преступления, знакома с погибшим…

— Хочешь кофе? Даже я не знаю, долго ли ждать. — Голос у Матиа бархатный. С ней, наверное, всегда соглашаются. Я вот уже почти кивнул, и это мимо сознания, реально мимо! Первый раз в голову мне ударила идиотская мысль: красивым женщинам идут офисные серые платья, которые не отвлекают внимание от лица и фигуры. А тут ничего не отвлекает, ни-че-го… разве украшение на левой руке. «Браслет в форме змейки». Где я читал такое? Не помню. Черт, я уже улыбаюсь ей и киваю, я слушаю… просто слушаю голос. — Всё зависит от случайных людей, как обычно, впрочем. Ну что, кофе?

— Нет, спасибо.

Матиа стоит в дверях, смотрит так, вроде бы ждет чего-то. Глаза у неё… всё знаю, а прямо теперь я тупее полиции: нет подозрений, охотно верю в совпадения. И, доживи я до вечера, проводил бы её домой, строго до двери. Чтобы шестнадцатый говнюк не прилип и не испортил ей настроение. Досадно, что самым милым женщинам доводится знать больше всего о скотстве и жадности.

Всё еще стоит в дверях, но теперь смотрит мимо меня, на дверь-обманку. Ждет. Так и хочется сказать: там тупик! Хотя она знает лучше меня.

Нервы, определённо. Тупиковая дверь открывается — и я задыхаюсь. Так недолго завалить простейшие тесты на стресс-реакции. Ну, тупик оказался фальшивым, что с того? А то: за дверью туманный вечер, пахнет он до чертиков незнакомо и сладко, и ветер… это что, можно подделать? И гостья шагает к нам из вечера… это что, можно сыграть?

Женщине лет тридцать, стройная, рост чуть ниже среднего, лицо овальное, кожа… не хочу фиксировать, и зачем бы? У неё глаза — лучистые. Одета, как в старых фильмах про деревню, но ей идет: кофта с вышивкой, длинная юбка, башмачки. На локте корзинка.

— Матиа, лапушка, а я травок собрала, как обещала, едва месяц народился.

Определенно, это тест. Месяц убывает третью ночь, что я, не знаю? И со словесным портретом полный провал. Глаза видят гостью молодой, но внутри я ни за что не дам ей менее сорока: мысленно первым словом охарактеризовал её — «матушка». Неуместно. Непрофессионально.