Карты и сновидения [СИ]

Он заслонил ее, стоящую у стены, от коридора, по которому иногда проходили люди, и показывая руками, стал объяснять:

— Я сумел. Я нарисовал именно карту. То есть, по ней можно понять, куда идти. Ты мне помогла, я себя заставил, ну вернее, уговорил, и получилось. Но потом я лег, думал, этого хватит, думал засну и проснусь, где надо. Но нет. Почему-то. Я что, разучился?

— А сколько раз ты переходил?

— Э-э-э… ну… Один раз, — признался Андрей с неловкой усмешкой, — и я не знаю, я сам, или это Неллет забрала меня.

— Значит, тебе нужно учиться. И ты сумеешь.

Он сверху посмотрел в уверенное девичье лицо. Умная какая.

— Нет времени. Если нет его, когда учиться?

Она молчала. И Андрей, раздумывая, как бы помягче сказать, начал:

— Великая Неллет… Она…

— Мы знаем, — кивнула Тинна. Объяснила в ответ на недоуменный взгляд, — ну, тут знаем, внутри. Хотя никто не говорил вслух. Все надеются, может быть, обойдется. Великая Неллет иногда уходит, спасать Башню от зимних ураганов. Например.

В светлых глазах не было спокойствия, они смотрели с тайной мольбой. Успокой, говорил взгляд, скажи, что так и есть.

Андрей замялся, кивнул, вернее, неопределенно покрутил головой, уже не решаясь возразить, что похоже, на этот раз спасать нужно саму Неллет. Вместо этого вспомнил другое и быстро сменил тему:

— Элле Даэд. Ты знаешь, где он? Я хотел бы с ним увидеться.

Тинна тронула его локоть. Вместе они пошли по коридору, не в сторону шахты, ведущей на уровень советников, а в противоположном направлении, ступали на пустоту, переходя ниже, следовали залами и коридорами, снова опускались на несколько этажей, преодолевали внутренние лесенки, прямые и винтовые.

Запыхавшись, Андрей спрыгнул со ступеней на звонкий металлический пол, подавая руку девушке:

— Как долго. А проще нельзя? За один прыжок.

— Нет, — ответила та, — можно промахнуться.

— А.

Рядом они пошли через огромный сумрачный зал, освещенный сбоку через прозрачный пластик наружной стены, уложенный угловатыми ячеями. Тут вместо светлых рифленых колонн потолок держали черные столбы, увитые толстыми кабелями, местами на клепаном полу торчали кубы и прямоугольники машинных кожухов, некоторые вибрировали, в мутных окошках на черных боках искрило и вспыхивало. Прозрачную стену перегородила глухая темная стена, уводя зал к центру, и двое послушно свернули, уходя от дневного света в свет электрический.

— Шахты тут узкие, — вполголоса сказала Тинна, — руки не растопыривай, когда прыгнешь.

Андрей плохо расслышал, потому что в проеме, ведущем в другое помещение, увидел вдруг странную для этого места картинку. Там были покои, полные темного бархата и позолоченных рам, а еще каменная стена с яркой зеленью вьющихся растений. Мелькнула на половину мгновения девочка рядом с вычурным креслом, держа на руках большую белую рыбину, отливающую перламутром.

— А… — сказал Андрей.

Но Тинна спешила дальше, и он не стал спрашивать, снова маясь раздражением от того, насколько зыбким для него остается мир Башни и пустоты. Лишенным правил и законов, которым можно следовать, чтоб как-то жить, совершая нужное.

Они снова спускались, шахты, и правда, стали неприятно узкими, казалось, ступаешь на поставленную стоймя трубу, в которой рискуешь застрять и задохнуться. А помещения, куда они попадали, становились все более запущенными. Свет мигал, жужжа неисправными лампами, по углам и вдоль стен свалены были кучи железного мусора, обломки пластиковых коробок. Валялись свернутые ржавые цепи и бухты кабеля, все еще в рваной полупрозрачной упаковке с непонятными надписями.

— Почему? — Андрей по широкой дуге обошел похожий на великанский гроб ящик, в котором что-то натужно скрежетало, стихая и снова усиливаясь.

— В старые времена людям нравилось думать, что все зависит от машин.

Тинна засмеялась, беря его за руку и уводя в узкий, воняющий машинным маслом, проулок.

— Это нравилось всем, люди любят повторять друг друга.

— Мода. У нас называется мода.

— У нас — кансэс. А потом всем немножко надоело. Теперь рядом с электролампами всегда зажигают живые свечи. И лампионы. В них светится газ. А еще — лианы со светляками. В нынешнем кансэс — многообразие и отказ от железа.

— Мне нравится.

Но то, что они видели сейчас, было слишком запущено, и от этого Андрею стало неуютно. Он вспомнил королевство Ивана Дерябы — три этажа судовой машины, беспрерывный гул, сетчатые звонкие палубы, измазанное маслом, блестящее подвижными поверхностями сердце корабля. Гордость стармеха.

Башня всем своим видом и внутренним убранством отрицала грубый машинный материализм. И это было неправильно, так казалось Андрею, потому что все нематериальное, что скапливалось в глубинах сознания и под его хрупким дном, все, что могли предоставить могучие сны, тут имеющие невероятную силу, все это оказалось сваленным на хрупкие плечи Неллет, лежащей в своих покоях. Все остальные или толкуют записанные сны, поклоняясь Неллет, или исполняют указанное снами — тоже поклоняясь Неллет. И если что-то случится с ней — уже случилось…