Андрей бережно поставил зелье на пол. И стал смотреть на часы, подгоняя стрелку. Часовая, она двигалась так незаметно, что хотелось помочь ей пальцем. А минуты и меньшие отрезки времени отсчитывало еле слышное хриплое дыхание Даэда, по-прежнему пытающегося заснуть.
— Айтин. Расскажи мне о Башне. Чтоб время побыстрее.
Девушка повернула к нему серьезное круглое лицо. Поправила передник, карман которого оттопыривала скомканная косынка.
— Что ты хочешь знать, весенний? Разве с великой Неллет вы не говорили о строении миров?
Андрей несколько смутился. С Неллет было прекрасно просто болтать, обо всем. А поверять алгеброй гармонию он страшился, суеверно полагая, что полусон-полуявь, длящийся сутками и месяцами, вдруг разрушится при слишком пристальном рассматривании и обдумывании. Куда интереснее было исследовать Башню самому, вернее, гостить на разных уровнях, устраивая хождения в народ, что всегда радовало принцессу. Кое-что, он разумеется, знал. Самый минимум, и ему хватало представления о мире пустоты, в котором бесконечно летит Башня, видимо, облетая некий туманный центр, ядро, которое для вертикально ориентированной Башни всегда располагалось внизу. Когда-то Андрей сравнил ее со спутником на орбите, и на том успокоился. Странный мир, но и его мир был странным для местных, все справедливо.
Но сейчас, пока тянулись бесконечные полчаса, он снова задумался о зыбкости окружающего, и об уверенности Тинны в этой удивительной сказочности. Недавно они проходили обыденные машинные залы, а тут она пугается материализации буйного воображения саинчи. Андрей вдруг представил себе, как становятся реальностью гиперболы и метафоры земных поэтов и поежился. Пылающие закаты. Горящие глаза. Ледяные руки. И так далее…
— Ну… Ты учишься. Что ты сама думаешь о строении мира? Не Башни, а вообще, о вселенной что думаешь?
Он снова порадовался, что говорят они на одном языке, хотя затруднился бы утверждать, что это его земной, русский язык. Да и какая разница. Может быть, мир Башни — отражение его мира. Тогда все логично.
— Я думаю, в бесконечности есть место всему. И думаю, что это страшно.
— Да?
Она кивнула, перебирая пальцами белую ткань.
— Все — это значит, и без числа страшных вещей. Ужасных. Губительных и мучительных для того, кто там существует.
— Зато и прекрасных без числа, — попытался утешить ее Андрей.
Тинна покачала головой.
— Я могу обойтись малым числом хорошего, если это уменьшит количество плохого. Пусть не будет бесконечности, и можно будет уничтожать плохое, а хорошее оставлять.
— Ты хороший человек, Тинна. Добрый. А скажи, в каком месте вашего мира находится наш? Там, внизу? Или выше?
— Его тут нет. Твой мир можно увидеть в сверкающих облаках, избранному рожденному. Но это будет только в его голове и в сердце. А уже потом по-настоящему. Может быть. Об этом есть сказание саинчи Насея.
— О моем мире? — удивился Андрей.
— Обо всех мирах, следующих чередой друг за другом. Или друг в друге. Но одновременно и истинно они все отгорожены. Не здесь. Прости. Я не могу объяснить лучше.
Андрей поднял пузырек, коснулся пальцем пробки. Успокоил девушку:
— Я не про зелье. Ты смотрела через граненые стекла? Как это вот. Видела, как умножается один предмет?
— Да. Это похоже! — она бережно приняла флакон, поднесла к глазу, улыбаясь. И быстро вернула Андрею, жестом предложив снова поставить на пол.
Они разговаривали вполголоса, иногда умолкая и всматриваясь в неподвижно сидящего Даэда. И наконец, Андрей замолчал, напряженно глядя на толстые стрелки. Кажется, именно так располагались они на его рисунке. Часовая указывает на четыре часа.
Тишину нарушало прерывистое дыхание Даэда. И больше — ничего. Он что, ошибся?
Андрей выпрямился, разочарованно опуская руки. Снова нагнулся, нашаривая флакон. Может быть, выпить самому? Ахнуть одним глотком, и ну их, этих мифических тварей. Или послушаться Даэда, вернуть зелье ему.
— Интересно, — вспомнил вдруг, — а тебя элле не узнает? Ты ведь была. Ну, тогда. Из колодца.
Тинна покачала стриженой головой.
— Он видел только великую Неллет. Как и ты, избранный, видел только свою любовь. Жаль, что вы не успели.
— Где та любовь, — пробормотал Андрей, несколько смущаясь открытым словам сидящей рядом девушки, которую недавно так жарко целовал, — осталась, как ты говоришь, за пределами этого мира. Там.
— Там? — у Тинны округлился рот, — нет, избранный. Я не могу воплотиться в то, что за пределами. Она рядом. Поэтому я сумела. Мы с тобой сумели.
Стрелка, еле заметно дрогнув, опустилась еще немного. Через выпуклое стекло легли блики, в точности повторяя линии рисунка.
— Как рядом? — голос Андрея осип, он прокашлялся, резко повернувшись, — Ирка? Ирина, то есть. Рядом? В смысле тут?
— Она в Башне, — кивнула Тинна, — была, когда ты затосковал так сильно, что я воплотилась. Сейчас я не…
Даэд вдруг засмеялся, с шипением исторгая из горла слабые звуки.
Андрей вскочил, сжимая в руке нагретый флакон.
— Что? Чего ты смеешься?
— Вот сейчас, — голос был слабым, но яростным.