«Тогда я никуда не пойду».
«Значит, ты заодно с мятежниками! Это многое объясняет. Ты – подослана специально, чтобы уничтожить наш город!» – закричал главный брат, сидевший по центру.
Но тут голос подал неприметный серый старичок, сидевший рядом. Шум тут же стих.
«Не имеет значения».
«Что?» – разнеслось от других судей.
«Не имеет значения, – снова повторил он. – На чьей стороне эта девочка, если у нее есть хоть одна возможность нам помочь. Мне не важно, что станет со мной. Но у молодых должен быть шанс. Ради моих внуков. Ради смелых бессмертных душ, Дэвона Лиид, прошу, прости этих глупцов. Мы дадим тебе снаряжение, ариила и провожатых. Мы (теперь он обращался к совету) начнем эвакуацию города на болотные земли на случай провала этой миссии. А теперь (он снова обратился ко мне) у тебя есть пять рабочих смен, чтобы отдохнуть, пока мы готовим снаряжение».
В зале стояла гробовая тишина. Никто не осмелился перечить старейшему члену совета.
«Как на счет мятежников?» – спросила я.
«Их не тронут и эвакуируют в числе других жителей».
Глава 21. Караваны
Неуклонно приближалась зима. Запоздавшее бабье лето чинно удалилось в темную завесу ноября, который теперь нерешительно топтался на пороге зимы. Светлые кристаллы пушинок щекотали хмурое небо тут и там, загораясь на миг в свете окна и вновь пропадая в темноту.
В один из таких дней, когда с неба то и дело срывался снег, в деревню пришел караван торговцев. Путешествовать в этих краях в одиночку было небезопасно, поэтому торговцы разными изделиями собирались в небольшие группы. Они торговали каждый своим товаром и рассказывали замечательные истории про каждый. Люди с удовольствием слушали эти сказки, но расставаться со своим имуществом не спешили.
Дагон тоже пришел на этот стихийный базар. Менового товара у него не было, но как бывший торговец, он не смог устоять перед соблазном поглядеть на бойкий мен пришлых коробейников.
Рынок кипел. В общем ажиотаже праздника вождь купил совершенно глупое бронзовое копье, заканчивавшееся стержнем. Когда на следующий день коробейнки ушли, он, протрезвев, гнался за ними пол дня, чтоб вернуть ненужное и неработающее. Но торговцы – народ хитрый. На подмерзшей земле, едва покрытой местами снегом, трудно увидеть отпечатки ног. И они нарочно запутывали следы, чтобы сбить собак.
Но пока все только начиналось. Полился мед из бочонков, как песни с дальних берегов из уст продавцов. Женщин сперва не хотели пускать, но потом после нескольких кружек козьей настойки мужчинам понадобились прислужницы, и путь для женщин был открыт. А там и начались покупки украшений из бронзы, тканей. Мужчины в этом крае были щедры со своими женами.
Под конец торговцы достали свой лучший товар. И Дагон не мог поверить своим глазам – это были карты! Не простые, начерченные на кусе материи, а металлические, со встроенной демонстрацией проекций параллельного мира.
Все жители были поражены. Перед ними снова плыли туманные волны, которые, рассеявшись, открывали голубое море. Зрителям даже слышались крики неведомых птиц, а их носы чуяли запах водорослей, которых они никогда не видели. Но потрогать миражи им не давали. Сперва купи, потом трогай.
Вождь отдал свою старшую дочь, четвертого сына и золотые украшения жены за карту. Девушка плакала, пока продавцы смотрели на ее не очень красивое лицо, крепкое телосложение, и что-то обсуждали между собой. Наконец, они согласились.
Дагону было невыносимо смотреть на это, и он ушел.
Весь следующий день, пока вождь пытался гнаться за торговцами, его жена убивалась по детям в хижине.
Дагон ходил хмурым, как грозовая туча. Шуе понимала, от чего это. Вечером она улучила подходящий момент и заговорила с мужчиной.
– В этом нет твоей вины. Таковы законы этого края. Дети принадлежат родителям. Детей много, а средств кормить их мало.
– Но не покажи я эту карту в тот злополучный день, вожделение вождя не выросло бы с такой силой.
– Нет. Покажи или не покажи ты им, Дагон, ранее карту, это ничего не изменило бы.
Он вожделел эту карту сразу и очень сильно. Он бы отнял у тебя ее силой, если бы не боялся тебя. К тому же, кто знает, что за карты купил этот пустоголовый дурень.
Они невесело засмеялись. Дагон жалел молодую девушку, проданную в рабство. И мальчишку, который приходил послушать его сказки. Эти дети не были ему чужими. За свою жизнь он понял лишь одно – все великие взрослые раньше были детьми. И относиться к маленьким людям как к товару нельзя.
Дагон молча встал. Взял накидку из шкур и карту и ушел в темноту. Шуе молчала. Она знала, куда пошел мужчина, и не смела ему мешать.
Капитан сперва бежал как сумасшедший, пока хватало дыхания. Затем он перешел на шаг. В самый темный час, именуемый «собачьей вахтой» на корабле, в валежнике, где теперь в неаккуратных индивелых листьях валялась луна, стояла необыкновенная тишина. Надо было останавливаться на ночевку. Но Дагон продолжал идти.
С первыми лучами солнца, когда по небу поплыли караваны облаков, мужчина был в нескольких десятках километров от выхода из леса.