Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

Пуаро совершал торжественную церемонию вскрытия утренней корреспонденции. Он брал в руки каждое письмо, сначала внимательно его разглядывал, потом аккуратно взрезал конверт специальным ножичком; прочитав письмо, клал его в одну из четырех стоп возле кружки с шоколадом, ибо имел отвратительную привычку пить шоколад на завтрак. Все это он проделывал автоматически, словно хорошо отлаженная машина.

Так уж у нас было заведено, и малейший сбой тотчас обращал на себя внимание.

Расположившись у окна, я глазел на проезжавшие мимо машины. После недавнего возвращения из Аргентины зрелище бурлящего Лондона явно будоражило мою истосковавшуюся по нему душу.

Обернувшись к Пуаро, я с улыбкой сказал:

— Ваш скромный Ватсон[158] осмеливается сделать некое умозаключение.

— С удовольствием выслушаю вас, мой друг.

Приняв соответствующую позу, я важно констатировал:

— Сегодня утром среди прочих писем одно вас особенно заинтересовало.

— Вы настоящий Шерлок Холмс! Совершенно верно!

— Видите, ваши методы пошли мне на пользу, Пуаро, — засмеялся я. — Раз вы прочитали письмо дважды, значит, оно привлекло ваше внимание.

— Судите сами, Гастингс.

Заинтригованный, я взял письмо и тут же скорчил кислую гримасу. Оно представляло собой два листка, исписанных старческими, едва различимыми каракулями, и к тому же было испещрено многочисленными поправками.

— Мне следует прочитать это, Пуаро? — жалобно спросил я.

— Необязательно. Как хотите.

— Может, вы перескажете его содержание?

— Мне хотелось бы знать ваше мнение. Но, если у вас нет желания, оставьте его.

— Нет, нет, я хочу знать, в чем дело.

— Вряд ли вы что-нибудь поймете, — сухо заметил мой друг. — В письме толком ни о чем не говорится.

Сочтя его высказывание несколько несправедливым, я без особой охоты принялся читать письмо.

«Мосье Эркюлю Пуаро.

Уважаемый мосье Пуаро!

После долгих сомнений и колебаний я пишу (последнее слово зачеркнуто), решилась написать вам в надежде, что вы сумеете помочь мне в деле сугубо личного характера. (Слова „сугубо личного“ были подчеркнуты три раза.) Должна признаться, я о вас уже слышала от некой мисс Фокс из Эксетера, и, хотя сама она не была знакома с вами, но сказала, что сестра ее шурина, имя которой, к сожалению, не помню, говорила о вас как об исключительно отзывчивом и разумном человеке („отзывчивом и разумном“ подчеркнуто один раз). Разумеется, я не стала допытываться, какого рода („рода“ подчеркнуто) расследование вы проводили для нее, но со слов мисс Фокс поняла, что речь шла о деле весьма деликатном и щепетильном». (Последние четыре слова подчеркнуты жирной линией.)

Я прервал на какое-то время чтение. Разбирать едва видимые каракули оказалось нелегкой задачей. И снова спросил:

— Пуаро, вы полагаете, стоит продолжать? Она что-нибудь пишет по существу?

— Наберитесь терпения, мой друг, и дочитайте до конца.

— Легко сказать, набраться терпения… Здесь такие каракули, будто это паук забрался в чернильницу, а потом прогулялся по листкам бумаги. У сестры моей бабушки Мэри, помнится, был такой же неразборчивый почерк, — проворчал я и снова погрузился в чтение.

«Мне думается, вы смогли бы помочь мне разобраться в той сложной дилемме, которая встала передо мной. Дело очень деликатное, как вы, наверное, уже догадались, и требует крайне осторожного подхода, поскольку я все еще искренне надеюсь и молю Бога („молю“ подчеркнуто дважды), что подозрения мои не оправдаются. Человеку свойственно порой придавать слишком большое значение фактам, имеющим вполне обыкновенное объяснение».

— Здесь не потерян листок? — спросил я, несколько озадаченный.

— Нет, нет, — усмехнулся Пуаро.

— Ничего не понимаю, какая-то бессмыслица. Что она имеет в виду?

— Continuez toujours.