Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Подождите! Не надо говорить! Я попробую сам догадаться! — по-мальчишески вскричал я. И еще раз внимательно просмотрел письмо. Наконец безнадежно покачал головой: — Нет, не знаю. Старуха явно чем-то напугана, но чего не бывает со стариками! Возможно, ее напугал какой-нибудь пустяк, а может, что-то достаточно серьезное. Однако не вижу здесь никакой зацепки, за которую следовало бы ухватиться. Разве что ваше чутье…

Пуаро взмахом руки прервал меня.

— Чутье! Не произносите при мне этого слова! Терпеть его не могу! «Чутье подсказывает!» Это вы хотите сказать? Jamais de la vie[160]. Я рассуждаю. Включаю в работу свои серые клеточки. В письме есть одна важная деталь, которую вы совершенно упустили, Гастингс.

— Ладно, — устало согласился я. — Сдаюсь.

— Сдаетесь? Куда?

— Да это такое выражение. То есть я признаю себя побежденным и согласен, что полный дурак.

— Не дурак, Гастингс, а невнимательный человек.

— Так что же вы нашли в нем интересного? По-моему, в этой истории с собакой интереснее всего то, что в ней нет ничего интересного.

— Интерес представляет дата, — спокойно изрек Пуаро, не обращая внимания на мой сарказм.

— Дата?

Я взял письмо. В верхнем углу стояла дата: «17 апреля».

— М-да… — задумчиво промычал я. — Странно. Семнадцатое апреля.

— А сегодня двадцать восьмое июня. C'est curieux, n'est се pas?[161] Прошло два месяца.

— Возможно, обыкновенная случайность, — усомнился я. — Вместо «июня» она написала «апреля».

— Как бы там ни было, довольно странно, что письмо пришло с опозданием на десять дней. Да и ваши сомнения не имеют под собой никакой почвы. Достаточно посмотреть на цвет чернил. Разве видно, что письмо написано десять или одиннадцать дней назад?

Несомненно, семнадцатое апреля — его настоящая дата. Но почему письмо не отправили вовремя?

Я пожал плечами. Ответ напрашивался сам собой.

— Скорее всего, старушка передумала.

— Тогда почему она не разорвала письмо? Почему хранила его два месяца и отправила только теперь?

Признаюсь, я совсем стушевался и не мог сказать ничего вразумительного. Только уныло покачал головой.

— Вот видите, факт неопровержимый. И весьма примечательный.

Он подошел к письменному столу и взялся за перо.

— Вы намерены ответить? — спросил я.

— Qui, mon ami[162].

В комнате воцарилась тишина, только поскрипывало перо в руке Пуаро. Было жаркое, душное утро. Сквозь окно проникал запах пыли и гари.

Когда письмо было написано, Пуаро, не выпуская его из рук, поднялся из-за стола и открыл ящик. Из ящика он извлек квадратную коробочку, а из коробочки — марку. Смочил крохотной губкой и хотел было приклеить ее на конверт, но вдруг выпрямился и, держа марку на весу, решительно замотал головой.

— Non![163] Я совершаю ошибку. — Он разорвал письмо пополам и выбросил клочки в мусорную корзинку. — Надо действовать иначе. Мы поедем туда, друг мой.

— Вы хотите сказать, что мы едем в Маркет-Бей-синг?

— Вот именно. А почему бы и нет? В Лондоне сегодня невыносимо душно. Не лучше ли нам подышать деревенским воздухом?

— Как вам угодно, — согласился я, и, поскольку совсем недавно я приобрел подержанный «остин», предложил: — Мы поедем на машине!

— Конечно! Этот день просто создан для езды на машине! Даже шарфа не нужно. Достаточно надеть легкое пальто, шелковое кашне…

— Уж не собираетесь ли вы на Северный полюс, старина? — запротестовал я.

— Никогда не следует забывать об опасности подхватить простуду, — назидательно заметил Пуаро, осторожно кладя все еще влажную марку на промокательную бумагу — чтобы высохло.

— В такую жару, как сегодня?

Невзирая на мои протесты, Пуаро облачился в желтовато-коричневое пальто, укутал шею белым шелковым кашне, после чего мы покинули комнату.

Глава 6 Поездка в «Литлгрин-хаус»

Не знаю, как чувствовал себя Пуаро в своем пальто и шелковом кашне, но я просто изнывал от жары, пока мы ехали по Лондону. В знойный летний день, когда на улицах сплошные заторы, даже в машине с откинутым верхом о прохладе мечтать не приходится.

Но едва мы оставили Лондон позади и помчались по Грейт-Уэст-роуд, настроение у меня поднялось.

Вся поездка заняла примерно полтора часа. Приблизительно около двенадцати мы въехали в маленький городок Маркет-Бейсинг. Стоявший некогда на главной дороге, он теперь благодаря объезду очутился милях[164] в трех к северу от шоссе и поэтому сохранил старомодное достоинство и покой. Единственная широкая улица и площадь, где раньше был рынок, казалось, утверждали: «Мы тоже когда-то играли немаловажную роль и для людей разумных и воспитанных таковыми и остались. Пусть современные машины мчатся по новой дороге, зато мы появились еще в ту пору, когда царила полная гармония, а согласие и красота шли рука об руку». Середину площади занимала автомобильная стоянка, где находилось всего несколько машин. Когда я, как и положено, запарковал своего «остина», Пуаро решительно снял с себя совершенно не нужные ему пальто и шелковое кашне, проверил, не утратили ли его усы своей безупречной симметрии и пышности, и мы двинулись в путь.