Карусель

Гена иногда довольно образно излагал свои мысли. Пасть сравнить с каменкой в бане — до такого не каждый додумается! «Запорожец», который он мечтал в скором времени приобрести, называл «запро», машину — «машинешка», знакомые у него были — Слон, Коба, Снегирь, Чебуран, Коляндрик. Вот как меня называл, я не знал. А наверняка какое-нибудь меткое прозвище придумал. За годы совместной жизни былое восхищение моей писательской профессией у него сменилось спокойной созерцательностью. Он никогда меня не критиковал, не давал советов, но чувствовалось, что многое, что я делаю, не одобрял, однако предпочитал помалкивать. Например, ему было непонятно, почему я живу не в приличной «хоромине», как он говорил, а в обыкновенной деревенской избе. От кого-то он слышал, что у некоторых московских писателей есть дачи в несколько этажей, даже с лифтом. Один — известный новеллист — установил в саду мраморные скульптуры, другой — главный редактор журнала — вырыл на своем участке бассейн, который отделал цветным мрамором.

— А у тебя, Андрей, — как-то разговорился Гена, — изба, а не писательский дом. Все книжные полки ты сам сделал, покрасил олифой, нет в твоем доме богатства, роскоши. Вот придут к тебе люди, оглядятся и подумают, что никакой ты не писатель, а так себе, обыкновенный гражданин. Да и в Ленинграде у тебя не квартира, а квартирешка! Книги лежат на полу и подоконниках! И в кабинете не повернешься. Неужели государство не может тебе выделить просторную, хорошую квартиру? Ведь, небось, доход-то от твоих книг огромный?

Что я на это мог ответить Козлину? Не такая уж бедная у меня в Ленинграде квартира, а вот новая, которую сейчас ремонтируют, будет еще лучше. И все свои книги я размещу. Поставлю в длинном коридоре полки, куплю книжные шкафы. Правда, вот беда! Когда я забегал по магазинам, чтобы купить подходящую мебель и прочее, то ничего приличного не нашел. Третий раз в жизни переезжаю, и надо же такому случиться, как раз в этот год вся мебель стала дефицитом, как и сантехника, обои, линолеум, даже ванна и мойка! Впрочем, как все остальное.

Ну а тягаться в благоустройстве своего дома, дачи с именитыми писателями я не собираюсь, да у меня и потребности такой нет. Не нужен мне бассейн; вон сколько красивых озер вокруг, не нужны и мраморные скульптуры, они бы просто не вписывались в окружающий пейзаж. Да и соседи бы меня не поняли. У «литературных генералов» сотни тысяч, миллионы накоплены, вот они и бесятся с жиру...

Солнце все больше пригревало. Гена размеренно орудовал лопатой, широкие плечи его покраснели. Разделся до пояса и я. Грачи ковырялись в земле, поглядывали на нас черными блестящими бусинами круглых глаз. И взгляд такой осмысленный, настороженный.

Скворцов все еще не видно, по-видимому, снегопад их спугнул, куда-то улетели. Тихо и спокойно в Петухах. Мелкое озеро, которое начинается сразу от дороги, весело поблескивало. Уток на нем не видно, а вот некрупные озерные чайки летают. Сейчас озерко, у него даже нет названия, кажется большим и чистым, но как только полезет растительность со дна, сразу сузится, позеленеет. Иногда зарастает почти все, лишь в том месте, где проложена через дорогу железобетонная труба, вода всегда чистая, прозрачная. Сейчас она с шумом срывается вниз, разбивается о камни и бежит по каменистому ручью в большое озеро, которое расположено на территории турбазы. Здесь когда-то была мельница, но давным-давно разрушилась, остались лишь нагромождение серых камней на дне ручья да круглый жернов на лужайке. Я несколько раз собирался его перекатить на свой участок, на таком гладком камне приятно было бы посидеть, но жернов, казалось, врос в землю — его было не сдвинуть с места и втроем. Я заметил, что на гладком камне с искрами шпата и кварца любили отдыхать чайки.