Карусель

— Живу, братцы, в коммуналке, вот-вот жена разродится, а как члену правления, поскорее дадут отдельную квартиру.

— Опять женился? — с усмешкой взглянул на него Бородулин.

— Чудо-девочка! — расплылся в широчайшей улыбке Мишка Китаец. — А какие она мне борщи готовит: пальчики оближешь! — он перевел взгляд на меня. — А может, ты, Андрей?

— Не могу, — отказался я. — Я уже на партгруппе проголосовал за список выдвинутых в правление.

— И другие на партгруппе проголосовали за Старика, — заметил Кремний. — А при тайном голосовании все вымарают его фамилию...

— Ну и ну! — только и сказал я.

— Завтра же подаю заявление в партию, — озабоченно сказал Мишка. — Медведкин ютился с женой и двумя ребятишками в однокомнатной, а как выбрали секретарем партбюро, так через три месяца получил трёхкомнатную. В центре, в доме после капремонта. Я, говорит, на эту должность и согласился только из-за квартиры...

— Погоди, Медведкина же выперли из партбюро? — вспомнил Бородулин. — Он пропил деньги из партийной кассы...

— Это он нарочно, — захихикал Мишка Китаец. — Квартиру получил, на кой ему это секретарство. Нужно ведь на работу каждый день ходить. Был у Старика да Осипа Осинского на побегушках! Вот и вылетел по собственному желанию... Деньги он внес, отделался выговором... Это пустяк по сравнению с трехкомнатной квартирой!

— Когда поставишь? — деловито осведомился Кремний.

— Сразу после голосования, — пообещал хитрый Дедкин.

— Нет, во время перерыва, — заявил Бородулин.

— А если не изберут? — заколебался Мишка Китаец.

— Если в список попадешь — изберут, — сказал Бородулин. — Ты ведь в дружбе с Осипом Осинским. Да и с зятьком его Димой Кукиным не раз пил в кафе. Небось, сам и ставил?

— Пропивали денежки Осинского, — усмехнулся Дедкин. — Он ведь миллионер! Опять многосерийку на телевидение запускает... У него своя компания, а такие, как мы с тобой, могут лишь ездить на запятках кареты его сиятельства миллионера Осинского...

— Это у тебя лакейские замашки, — нахмурился Кремний. — Я с Осипом Марковичем на равных.

— Не смеши, Кремний! — фыркнул Дедкин. — На равных с Осипом разве что Ефим Беленький... А ты — рядовой армии его сиятельства... Ну, не пучь на меня глаза-то... Хорошо, сержант...

— Ну и трепач! — отвернулся от него Бородулин.

У дверей стоял толстогубый пузатенький поэт и грозил в нашу сторону кулаком.

— Гляди, Олежка сейчас лопнет от злости! — хихикал Мишка Китаец. — Я ему сказал, что в буфете его ждет хорошенькая почитательница его таланта...

На него зашикали, но Дедкина не так-то просто было смутить.

— Что слушать-то? — довольно громко произнес он. — Пустую болтовню? Тут хоть до утра просиди — ни одного умного слова не услышишь... Не надоели вам наши штатные ораторы?..

3

На отчетно-выборном собрании меня поразили три вещи: первое — Кремний Бородулин действительно внес в список кандидатов в члены правления Мишку Китайца и тот был избран, второе — Старика с треском прокатили (против него проголосовало больше половины присутствующих) и третье — это когда Саша Сорочкин выдвинул поэта Илью Авдеенко. В зале послышались смешки, какой-то веселый гул. Тут же вскочил с места усатый, похожий на запорожца Авдеенко и заявил самоотвод.

— Сколько можно надо мной издеваться? — багровея на трибуне, бросал он в зал гневные слова. — Выдвинете, а потом при тайном голосовании — вычеркнете... Прошу исключить мою фамилию из списка!

— Оставить! Оставить! — дружно скандировал зал.

— Нужно же нам немного повеселиться, — заметил Бородулин, посмеиваясь. Он тоже кричал «оставить» и голосовал за Авдеенко.

Ближе к полуночи, когда в зале осталось не так уж и много народа, наконец, огласили список избранных в новый состав правления. Против поэта Авдеенко тайно проголосовали ровно столько же человек, сколько было и против Старика. И тогда в зале поднялся шум, смех...

Что-то через месяц после отчетно-выборного собрания состоялось партийное. Секретарь партбюро багроволицый тучный поэт-переводчик Корней Ростков предложил всем присутствующим встать и почтить минутным молчанием память безвременно ушедшего от нас поэта Ильи Авдеенко...

— Затравили старика, — услышал я чей-то возглас с дальнего ряда. — От инфаркта скончался.

— Поэт-то был слабенький, — шепотом откликнулся Саша Сорочкин, сидевший неподалеку от меня. Я вспомнил, как он громче всех кричал: «Оставить! Оставить!» Оставить, чтобы потом вычеркнуть и посмеяться... К тому времени я уже разобрался, почему в Союз писателей в основном принимали людей, близких Осинскому, Беленькому и их компании. Им нужны были «солдаты», а еще точнее — голоса для тайного голосования. Перед каждым отчетно-выборным собранием группа Осинского-Беленького намечала свой список кандидатов в правление и секретариат и, пользуясь большинством, неуклонно проводила его. Всюду на литературные и издательские посты назначались свои люди. Литературные отделы газет тоже были полностью подчинены группе. Вот тогда и стали появляться хвалебные рецензии на серые, бездарные книги.