Карузо

В 1912 году в программе гастролей в Париже театра «Казино» Монте-Карло, организованных Гюнсбургом, Карузо участвовал в фантастических по составу участников спектаклях. На одних подмостках, хотя и в разных комбинациях, оказались, помимо Карузо, Шаляпин, Дмитрий Смирнов, Антонина Нежданова (которая срочно заменила сбежавшую в очередной раз с любовником Луизу Тетраццини), Эльвира де Идальго, Кармен Мелис, Тина Поли-Рандаччо и Титта Руффо. Несколько спектаклей и концертов были даны в пользу фонда поддержки французских авиаторов.

Наибольший интерес, естественно, вызывали трое самых знаменитых певцов своего времени: Карузо, Шаляпин и Титта Руффо. Гюнсбург прилагал немыслимые усилия, чтобы все они выступили в одном спектакле — в «Севильском цирюльнике», где Руффо пел Фигаро, Шаляпин — Дона Базилио, Эльвира де Идальго (будущий педагог Марии Каллас) — Розину. Но Карузо категорически отказался от роли графа Альмавивы, резонно посчитав, что тесситура партии совершенно не подходит его голосу, и шанс собрать великую троицу в одном спектакле был упущен. Альмавиву исполнил замечательный русский тенор Дмитрий Смирнов, а Карузо, Шаляпин и Руффо так никогда одновременно на сцене не появились, не считая гала-концерта, где в один вечер звучали акт из «Севильского цирюльника» (Шаляпин, Титта Руффо) и акт из «Риголетто» (Титта Руффо, Карузо).

Знаменитая русская певица Антонина Нежданова, обладательница одного из самых блестящих колоратурных сопрано, ученица (и на тот момент — жена) известного вокального педагога Умберто Мазетти, в то время еще не имела опыта выступлений в зарубежных театрах, и предложение спеть с двумя великими певцами ее несколько озадачило. До этого она посещала спектакли с их участием, восторгалась их талантом, но даже думать не могла, что вскоре сможет стать их партнершей. Тем более заменять нужно было непревзойденную Тетраццини! Как тут не разволноваться, не потерять присутствия духа?!

Впервые Нежданова увидела Карузо на репетиции. Тот с независимым видом сидел в кресле на краю сцены, не обращая ни на кого ни малейшего внимания. Откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, он курил толстую сигару. Глядя на его хмурое лицо, не трудно было заключить: Карузо явно недоволен тем, что ему придется петь с какой-то молодой русской певицей, имя которой ничего ему не говорило.

Но когда Нежданова спела знаменитую арию из второго акта «Риголетто», ей бурно зааплодировали и солисты оперы, и оркестранты, и хористы, и даже рабочие сцены. Титта Руффо, всегда веселый, доброжелательный, широко улыбался и, энергично хлопая в ладоши, без конца повторял:

— Очень хорошо!.. Очень хорошо!..

Карузо быстро встал, подошел к Неждановой и, поцеловав ей руку, сказал по-французски:

— Простите мою неучтивость, мадам, я не знал, с кем имею дело!^[315]

Реакцию тенора можно понять. Он был расстроен инцидентом со своей приятельницей Тетраццини и даже предположить не мог, какой сюрприз его ждет в лице совершенно не известной ему русской певицы, тем более протеже Мазетти. Естественно, как только он убедился в высочайших профессиональных качествах коллеги, то немедленно сменил манеру поведения.

Спустя многие годы Антонина Нежданова вспоминала эти фантастические дни: «Несмотря на то, что Карузо обладал настоящим сильным драматическим тенором, наши голоса сливались и звучали одинаково сильно. Своим громадным бархатным голосом он так мастерски и умело владел, что лирическая партия Герцога звучала у него мягко, красиво, изящно, как у настоящего лирического тенора. Петь с ним было для меня огромным наслаждением. Как артист он не отличался особенными способностями перевоплощения. Я его слышала много раз в различных партиях, и он всегда поражал красотой и силой своего необыкновенного голоса, горячим темпераментом, выразительностью исполнения, особенно драматических партий. Он был замечательный Рауль в „Гугенотах“ и Радамес в „Аиде“. Своим вокальным исполнением он заставлял забывать о сценической стороне партии, производя потрясающее впечатление одним лишь невероятно выразительным пением»^[316].