Кащеево царство

       - Не бедокурь, боярин, - мягко произнёс Моислав. - Прими смерть достойно.

       Он повернулся к сосне, протянул к ней ладони и заговорил больным голосом:

       - О повелитель огня Перун! О владыка неба Нум-Торум! К вам обращаюсь я со смиренной молитвой! Примите в объятия ваши сего недостойного, нарушившего покой ваш и дерзко злоумышлявшего на идолов ваших! Не по худому намерению, но по тяжкой доле нашей пришли мы сюда, в обитель вашу, дабы прославить имя славянское и разнести славу новгородскую по самым отдалённым краям. Не было в нас вражды к законам вашим, лишь немногие питали злобу к святилищам вашим и слугам. Все они настигнуты карой небесной, ныне отдаём вам последнего и самого лютого из них, да насытится ваша месть и успокоится гнев...

       Закончив речь, он обернулся к воям, кивнул на боярина и провёл ладонью по горлу. Нечай, вытащив нож, подступил к Завиду, перевернул его на живот.

       - Уж не взыщи, боярин, - сказал он, наклоняясь. - Буду резать как умею. Сам понимаешь - до тебя только скотину вот так резал. А тут рука чувствовать должна... Не трепыхайся. Авось легче пойдёт...

       Вятший застонал и уткнулся лбом в снег. Ушкуйник сбил с него шапку, взялся за волосы на затылке, дёрнул на себя и завёл нож под боярскую бороду. Не отпуская Завидовых волос, сделал несколько движений ножом, словно вспарывал туго набитый мешок, и тут же снег под головой боярина окрасился в густо-красный цвет. Завид что-то забубнил, заворочался, будто пробуждаясь ото сна, а Нечай ещё раз двинул ножом, и вятший затих.

       - Господи Боже, помилуй меня, грешного, - донёсся из толпы чей-то дрожащий голосок.

       Вои как один принялись креститься, снимая шапки.

       - Совсем сдурели? - накинулся на них Моислав. - Богов обидеть хотите? Крестных знамений не накладывать, шапок не снимать! Мы не товарища своего хороним, а миродержцам жертву отдаём. Понятно вам, сиволапые?

       Ратники смущённо натягивали шапки обратно.

       - Поднимите его и подвесьте за ноги, - распоряжался попович. - Одёжу не сымать. Кого замечу - руки повыкручиваю. - Он окинул суровым взором собравшееся воинство и добавил: - Нечай, ты будешь главным.

       Ратники принялись спорить, как поднять мёртвое тело на такую высь. Попович же побрёл к нартам, не слушая их - мыслями он уже был в грядущем. Ему грезилось, что станет он большим чародеем, объединит чудские и славянские силы, войдёт в Новгород и восстановит там власть древних богов. Запылают церкви, подожжённые его воями, а заброшенные капища Перуна и Велеса оживут, наполнятся воскурениями. Как сладко было думать об этом!

       - Доволен, чай? - услышал он голос.

       Это говорил Буслай. Он сидел возле боярского шатра и курил сар. Был он худ, страшно бледен и грязен. Руки его слегка подрагивали, нижняя губа чуть отвисла, обнажив почерневшие зубы.

       Попович в сомнении поглядел на него, подбоченился.

       - А ты будто нет?

       Буслай почесал единственное ухо, скривил губы в раздумьях, пожал плечами.

       - Меньше ртов - больше жратвы.

       - Только о брюхе своём печёшься.

       - А как же без этого? Сытое брюхо - опора вою. - Он устремил взгляд за спину Моиславу, усмехнулся. - А что ж вниз головой-то вешаете? Тоже что ли боги велели?

       Моислав обернулся, посмотрел, как ратники взгромождают боярина на сосновый сук.

       - Велели, - подтвердил он.

       Сотник опять усмехнулся, покачал головой.

       - Шутник ты, однако, попович.

       Тот ощерился.

       - Не веришь в дар мой, Буслаюшка?

       - Верю - не верю - какая разница? Главное - народ тебе верит.

       Моислав подумал, поглаживая бороду, вздохнул.

       - Что ж, крепкого здоровьица тебе, сотник.

       - И тебе, попович.

       Моислав посмотрел на него внимательно, потом тихо произнёс:

       - Не попович я более, а ведун. Волхв-прорицатель.

       - Эвона как! - удивился Буслай. - А отец-то твой что на это скажет? Согласится ли?

       Моислав набычился, засопел.

       - С прошлым своим я порвал. Нет у меня боле прошлого. Отныне я - кудесник, заклинатель сил земных и небесных. На моих плечах лежит тяжесть похода. Я должен вывести малых сил отсюда. Без заступничества древних миродержцев все тут головы сложим.

       - А ежели не дойдём, передохнем по дороге?

       - Значит, того хотят небожители. Не нам осуждать их.

       - А волк-то, что бежит по опушке, не богами ли посланный? Ведь никак не отстанет, проклятый. Идёт как привязанный.

       - Волк этот - вестник Перуна. Громовержец взирает его очами, следит, как мы исполняем его заветы.

       - А может, демон это, послан, чтобы смущать нас? Сам же вопил, чтоб убили его. А ныне что же?

       Моислав нахмурился.

       - Тогда меня глодало сомнение, не мог распознать божьих речений. Ныне же вижу всё ясно.

       - Переменчив ты, Моислав, аки ветры весенние.

       Буслай трясся от смеха. Ему было весело. Моислав мрачно воззрился на него, поджал губы.

       - Потешно тебе? Скоморошничаешь? Ну смейся дальше, - он отвернулся и зашагал прочь.

       А сотник втянул в себя дым и прикрыл глаза. Ему было хорошо.