Кащеевы байки. Возвышенный путь на двоих пьяных историков

Итак, вот они (он? Кащей? для удобства скажем так) идут, их печет солнце, и густой, пряный от трав и нагретой земли воздух мягким бальзамом окутывает легкие. Все движется в такт, убаюкивает, и вот тут происходит алхимическая реакция. У человека внутри просыпается память, улучившая момент потери сосредоточения на реальности, и он проваливается в свое прошлое. Обычно это выглядит так: где-то в области подреберья возникает легкое сосущее чувство, перерастающее в ностальгическую тоску от пейзажей, затем спазматически развивающееся гигантскими толчками в картины минувшего. Могут не проявиться детали, спутаться лица и имена, а вот эмоции нахлынут с поразительной четкостью, вызывая даже в самый жаркий день холодный до озноба пот. Не те слова, дурные (пусть даже социально приемлемые) дела, люди, ситуации, сюжеты – все вылезает наружу, шурша острыми лапками по нежным внутренностям. Человек превращается в ходячий манекен, почти натурального зомби. Перед его глазами нет уже пейзажей и красот, а вертится гигантский хоровод из осколков прошлого, рвущих его ум и сердце на сотню маленьких частей. Причем, что самое удивительное – даже если воспоминание приятное, светлое, хорошее – оно все равно вонзается внутрь раскаленным острым кончиком, проникая до самого дна. Нельзя вернуться назад, и все хорошее что было – растаяло во времени, его больше нет, как и тех людей, и тех ситуаций, и того тебя, который мог что-то такое чувствовать. Все обратилось в пыль, которой устлана эта бесконечная дорога в никуда, среди холмов и злаков, трагикомическая шутка и насмешка – существование разума, человека и вообще материального ми…

Кот Баюн с ожесточением шлепнул сферу лапой. Настройка трансляции сначала не сбилась, но после ряда последовательных экзекуций все-таки развеялась. Сфера приобрела неопределенный цвет слегка подкисающего молока и мелко завибрировала. Баюн резким взмахом вышвырнул её из-под кровати и пополз вслед за ней сам. По пути он про себя клялся и божился больше никогда и ни под каким предлогом не лезть в кащеевы сны, тем более в таком аспекте. Уже перед самым выходом неодолимая сила длинных и тонких пальцев добавила к этим мыслям паническое ощущение котенка, ухваченного за шкирку и вытянутого на свет.

– Это произвол! Я тебе не кот обычный! За что? – встопорщил усы Баюн, растопырив в воздухе лапы. Проклятый инстинкт парализовал все тело, оставив немного свободы только голосовым связкам – Ты не только мазохист, так еще и садист! Пусти!

Кащей с недобрым прищуром держал кота у своего лица, задумчиво хмуря брови. Недоброе обещание светилось в его черных глазах, подернутых сонной дымкой. Затем хищное выражение развеялось, Царь мертвых просветлел ликом и небрежно отбросил кота на кровать. Баюн с мявом подпрыгнул на пружинах, немного побегал по комнате и взял себя в лапы. Он сел, состроил рожу, и было открыл рот, но вместо этого широко зевнул, явив миру значительно большее, чем у обычного кота, количество зубов.

Кащей же вернулся в кресло, где спал все это время, и сплел пальцы под подбородком. Ему почему-то не хотелось говорить – отзвук человека из сна вытекал из него, очищая грани сознания от налипших за некоторое время осадков работы ума. Никогда не замолкающий монолог внутри головы довольно быстро порождает груз мертвых идей и представлений, которые можно удалить только непосредственным наблюдением за миром. Жизнь как континуум непрерывна, что отлично противопоставляется хаотическому безвременью бытия на другой стороне реальности. Но это так, лирика, а что можно сказать этому коту?

Он не так уже хорошо понимает людей – ему чужда реальность, на много-много частей состоящая из времени и его прямого переживания. Часы, минуты, секунды, восходы, закаты, тысячелетия и эоны – вся эта мишура причудливо сплетается, вертится, уходит и возвращается вновь, формируя в уме образ линии, по которой движется вереница людей. Ими в зависимости от внешних и внутренних обстоятельств становится каждый человек, качаясь от одного состояния в иное как сумасшедший маятник. Его движение хаотично, дергано и постоянно несется куда-то, увлекая за собой к неизбежному концу. Самое смешное, что внутри человека все эти подергивания кажутся до крайности линейными, ведь все минувшее невозможно к возвращению и исправлению. И вот тут его догоняет память, которая приносит с собой одну по сути, но разную по форме боль. Только стоит отвлечься, потеряться и вот они, люди, мечутся внутри головы между прошлым и будущим, дергаясь от одной химеры коллективного ума к другой, а их сознания всеми силами пытаются не допустить в себя мысль о конечности всего сущего. Время формирует человека в его уме, а значит и в целом, и вообще. Люди, люди – их бытие все-таки очень специфично по сравнению с остальной Вселенной. Даже мертвые во многом перестают быть людьми, ведь они вышли за пределы времени.