Каштаны на память

Леся вздохнула и села на стул, опустила голову. Давно она получила это письмо, но так и не смогла ответить. Ей хотелось плакать: «Ну почему ты не пишешь, Андрей? Где ты?» Она готова так крикнуть, чтобы стало слышно в Киеве и даже во вражеском тылу. Да. Во вражеском тылу. Почему? Разве оттуда могут прийти письма, да еще в такое время, когда Красная Армия отдает села, местечки и города. А тут еще Майборский. Нашел время для признания в любви. Какая любовь, если армия истекает кровью в борьбе. Кто это научил его писать так красиво? Нет, милый политрук! Написать я напишу, но вот горячих слов не будет. Я сочувствую тебе, ты человек прекрасный, честный, мужественный. Но это не дает тебе никакого права вот так ранить мое сердце мою душу. Ты хочешь письмами доказать свое превосходство над Андреем, не только знаниями, но и помыслами, душой. Не надо… Не нужно..»

Леся задумалась, а за спиной беззвучно встала Полина Ивановна.

— Наверное, не знаешь, что и ответить Майборскому? — искренне спросила она.

— Не знаю. Война, а он про любовь, — беспомощно ответила Леся.

— Что война? — простодушно сказала Полина Ивановна. — У пограничников всегда была война. Правда, не такая ужасная, как ныне. А любовь всегда рядом. Или ты Андрея любишь? — осторожно спросила женщина. — Гордый он, неприступный. Сколько жили, а меня так матерью и не назвал, — с сожалением добавила она.

— Родная мама так запечатлелась в его памяти, что он видел ее всю жизнь.

— Славной была Марина. Красивая и храбрая. Отстреливалась от бандитов одна. Страшные были тогда ночи на восточной границе. Правда, и сейчас не легче. Ты не слышала, что передают о Киеве?

— Идут тяжелые бои. А телефонной связи с Киевом уже нету, — ответила Леся, зная, что между столицей и Харьковом действует только радиосвязь.

— Неужели стряслась беда? Газеты еще вчера писали: «Киев был и будет советским!» — с болью проговорила Полина Ивановна. Они помолчали. Леся задумчиво смотрела на эту смуглую женщину с добрыми карими глазами, с вечной трогательной улыбкой. Сколько в ней щедрости, доброты, ласки. Леся мысленно даже укоряла Андрея: «Почему он не называет Полину Ивановну матерью, когда она действительно такая родная для него, а вот в эти дни и для нее, Леси?»

— Будем готовить ужин. Обещали прийти втроем. Илья Гаврилович, Опенкин и Рубен, — сказала Полина Ивановна.

— Придут, — вздохнула Леся.

— Что так грустно?

— А потому что завтра или через несколько дней и мы отправляемся «в командировку».

Полина Ивановна чуть не выпустила нож из рук.

— Не хотела вас огорчать. Тем более со мной еще вопрос не решен. Хотят, чтобы я еще училась. Но вроде все в порядке, — оживилась Леся. — Может, встречу там маму.

Раздался звонок. Лида, только прибежавшая со двора, кинулась открывать дверь. Из коридора донесся ее голос:

— Это Илья Гаврилович с пограничниками!

— Да какие же мы пограничники в гражданском, — возразил Опенкин, здороваясь и вручая Лиде кулек с конфетами.

— Здравствуйте, Полина Ивановна! Чувствовали, здесь жарится картошка, и поэтому спешили. А были на аэродроме, — поцеловал руку хозяйке Веденский.

— Заходите, заходите, дорогие гости.

Веденский не только обучает минеров. Под его руководством вокруг Харькова создают минный пояс. Уже организована оперативно-инженерная группа, в распоряжение инженера выделен саперный батальон. Есть и личный дерзкий замысел у Веденского. Он хочет впервые применить мины, которые можно взрывать на расстоянии, послав им радиосигнал. Эта работа кропотливая. Заряды надо закапывать в землю глубоко. Лопатами тут не управишься. Илья Гаврилович заказал на заводе специальные буры. Саперы уже начали бурить скважины. Радиоминирование инженер доверил надежным людям. И среди них Опенкин и Рубен. События на фронте торопят. Успеть бы заминировать аэродром, участки шоссейных дорог, важнейшие объекты в самом Харькове. Илья Гаврилович убедился, что ему минозаградительную работу надо осуществлять в контакте с действиями партийного подполья.

— Удалось бы! — подумал он вслух.

— О чем это вы? — спросила Полина Ивановна.

— Это от усталости. Много приходится сидеть над схемами и чертежами. А еще больше ездить. Дело всегда прикипает ко мне, и я хожу под его впечатлением. Так что не удивляйтесь, что сам с собой разговариваю. Я даже иногда ругаю себя вслух! — усмехнулся Веденский, хотя в эти дни было не до улыбок. Он сурово посмотрел в лица друзей и сказал: — Известия неутешительные. Противник осатанело штурмует Киев. Гитлер кинул с центрального фронта целую армию. Киеву тяжело. Сейчас Киев как родной брат прикрывает Москву с юга. — Илья Гаврилович взял чарку и тихо сказал: — За мужество киевлян, всех защитников города.

— За Семена Кондратьевича и Андрейку! — со слезами добавила Полина Ивановна.

— За Оленева, за Колотуху! — сказал Артур Рубен.

— За Рябчикова, Мукагова, за всех бойцов заставы, где бы они ни были, — взволнованно сказала Леся.

— За всех родных, матерей, жен, любимых, которые думают о наших бойцах днем и ночью, — тихим голосом сказал и Опенкин.