Каштаны на память

В хату неторопливо вошел Перелетный с винтовкой на плече и пистолетом на боку. Он тут же вздрогнул, отступил и стал снимать винтовку.

— Будь гостем, — улыбнулся Рябчиков. — Садись, господин Перелетный! Чтобы не быть должниками, угощаем чаркой с варениками. Ты нас раньше хотел салом и хлебом угостить, а мы вот… — Он кивнул на стол.

Всего мог ждать Перелетный, но никак не ожидал встретить здесь Рябчикова и Мукагова, которых, полагал, давно нет на этом свете.

— Поужинайте, господин Перелетный! — вдруг пригласила Марина. — Забрели к нам эти люди, ищут, где бы перезимовать.

— Шутить будете в другом месте! Здесь вы в моих руках, — неуверенно сказал Перелетный, поднимая винтовку.

— Ну даешь! Мы к тебе с варениками, а ты с винтовкой? — засмеялся Рябчиков. — Да еще в гостях. Несолидно, господин полицай.

Рябчиков лихорадочно думал: «Как выйти из ситуации? Расправиться с Перелетным — раз плюнуть, но пострадают потом Марина с матерью, его дружки наверняка знают, куда он пошел. Прихватить с собой — рискованно тащить такую обузу. Как же нам разойтись?»

— Пей! Ты же человек с головой, знаешь, что убивать мы тебя не будем, даже если бы мы были партизанами, — рассудительно вел Рябчиков. — Да и ты сразу двоих не убьешь, один из нас, если чего, успеет тебя.

Перелетный молча смотрел то на Рябчикова, то на Мукагова и лихорадочно думал.

— Да выпейте же! — примирительно обратилась к полицаю Марина.

— К тебе же по-человечески…

Молнией бросился Мукагов и в одно мгновение выхватил у Перелетного винтовку. Рябчиков откинул полу шинели и показал полицаю автомат.

Ошеломленный Перелетный сразу обмяк и, задыхаясь, выдавил:

— Не… Не убивайте. Я же вас не выдал, когда мы были в «яме».

— Никто тебя не тронет. Выпей чарку, закуси огурцом, если не хочешь варениками, — едко сказал Рябчиков.

— Где ты взялся на нашу голову! — горячился Мукагов, поняв, что с Перелетным рассчитаться не удастся.

Напряженно думал и Василий Рябчиков: «Что с ним делать? Связать, заткнуть кляпом рот и вывести в поле. Но полицаи знают же, где он. Может, напоить, отобрать документы и отпустить. Не скажет же он немцам, у кого был в руках. Промолчит? Главное — отвести беду от Марины».

Марина, как бы почувствовав, о чем думает Рябчиков, сказала:

— Миром разойдитесь.

Василий взял винтовку, вынул затвор и спрятал в карман.

— Бери винтовку. Ничего, что она без затвора. Ночью незаметно. Не думаю, что ты такой безголовый, чтобы про все рассказать коменданту в полиции. И еще. Тронешь Марину или ее мать, не сносить тебе головы!

В глазах Вадима сверкали огни ненависти. Противоречивые мысли роились в голове: «Ну да слава богу, оставили живым. Потом подумаю, как быть».

— Он выдаст Марину и мать! — прошептал Шмель.

— Тем хуже для него. Мы найдем его, — с угрозой в голосе сказал Рябчиков.

— Да что вы! У меня тоже есть мать.

Пограничники хмуро взглянули на Перелетного и вышли, в сенях поклонившись Марине и матери.

— Прощайте.

Через сады выбрались в степь. Прислушались, нет ли погони. На душе было тяжело. Еще раз оглянулись. Село в долине спало. Ни огонька. Только в школе, где была комендатура, светились окна.

— Вроде спокойно, — сказал Шмель, улыбнувшись.

— Вроде. Но откуда же берутся такие выродки, когда приходит беда?

Внезапно небо порозовело. Обернулась и застыли. Над селом хлестало пламя. Горело там, где была хата Марины.

Шмель упал на колени и, закрыв лицо ладонями, застонал:

— Это я! Это же я виноват! Не надо было заходить в хату! — Он вскочил и быстро заговорил: — Дай мне автомат! Я сотру их всех в порошок.

— Стой, Шмель! Стой! Может, это стог сена, — Рябчиков сдерживал безрассудство Мукагова.

В селе завыли собаки.

— Идем, Шмель… Мы еще вернемся. Не убежит этот подлец от мести, — успокаивал Рябчиков друга.

Отсветы пожара усиливались, загорелось еще что-то.

10

Над дорогами у Борисполя стояла пыль, поднятая сотнями автомашин, тягачей, тракторов, тысячами солдатских сапог, взрывами снарядов, бомб, сброшенных с немецких самолетов на бесконечный поток машин и людей. Рев «юнкерсов», «хейнкелей» сливался с выстрелами зениток, с торопливыми очередями спаренных пулеметов, из которых красноармейцы вели стрельбу по вражеским стервятникам. Пылали автомашины и транспортеры. Горели стога соломы. От огня сентябрьское солнце краснело.

Группа прикрытия, с которой был и полковник Шаблий, отбивала очередную атаку фашистских частей, продвигавшихся к Бориспольскому аэродрому. Пехотинцам помогали курсанты-артиллеристы лейтенанта Зарубы.

Немцы использовали как заслон толпу только что захваченных в плен красноармейцев. Стрелять в своих бойцы не могли, а из-за спины пленных на всем ходу вскоре вырвались танки.

— Приготовить гранаты! Бутылки с горючей смесью! Пэтээры к бою! — раздалась команда по всей обороне.

— Артиллеристы, к бою!