Каспар Хаузер, или Леность сердца

Он спал долго и утром, когда полицейский явился с рапортом, слушал его в пол-уха. Шильдкнехту вменялось в обязанности каждое утро докладывать, где он днем или вечером побывал с Каспаром. С некоторых пор его доклады звучали достаточно однообразно: «Мы зашли за фрау Каннавурф», – или: «Нам встретилась фрау Каннавурф, и мы вместе отправились на прогулку», – или: «Шел дождь, и мы сидели в беседке у фрау Имхоф». Впрочем, это «мы» звучало в устах Шильдкнехта весьма скромно: о Каспаре он говорил с неизменной почтительной сдержанностью. Заметив же, что начальник с тревогой выслушивает сообщения о регулярных встречах Каспара с фрау фон Каннавурф, старался самим своим тоном засвидетельствовать полнейшую невинность этих встреч. Так, например, он добавлял: «Они много говорили о погоде», – или: «Разговор у них шел об ученых вещах».

Все эти подробности Шильдкнехт выдумывал, ибо на самом деле ухитрялся все время держаться на почтительном расстоянии от обоих.

Хикель стал относиться к парню с недоверием.

Однажды вечером он застал его на кухне. Устроившись в уголке и поставив перед собою свечку, Шильдкнехт, водя пальцем по строчкам, читал какую-то книгу. Заметив вошедшего, он вконец растерялся, его румяные щеки покрылись бледностью. Хикель взял книгу у него из рук и стал темнее ночи, убедившись, что это брошюра Фейербаха.

– Где ты это взял? – набросился он на Шильдкнехта. Парень отвечал, что нашел книжку на шкафу у господина лейтенанта.

– Ты не имел права ее трогать, – гремел Хикель, – если такое безобразие еще раз повторится, я тебя выгоню взашей, да еще наложу дисциплинарное взыскание, заруби это себе на носу!

Наверно, любая пиратская история в той же мере возбудила бы любопытство этого олуха, позднее успокаивал себя Хикель, сознавая бессмысленность своей вспышки. Тем не менее он уже почуял опасность, парень ему попался явно неподходящий, и его следовало поскорее сплавить. Повод к тому не замедлил представиться.

Зайдя на следующий день за Каспаром, Шильдкнехт заметил, что юноша чем-то расстроен. Он попытался развлечь его игривой историйкой из казарменной жизни. Каспар и вправду разговорился, спросил, откуда Шильдкнехт родом, кто его родители; парень старался возможно веселее отвечать на эти вопросы, хотя детство было достаточно печальной главою в его жизни. Рос он у мачехи, отец рано отдал мальчонку в люди, и не успел тот покинуть родной дом, как мачехин любовник в драке убил его отца. Теперь и он и она сидели в тюрьме, а братья Шильдкнехта промотали все имущество.

Шильдкнехт отважился спросить, почему Каспар отменил сегодня встречу со своей подругой.

– Она идет в театр, – отвечал Каспар.

– Почему же вы ее не сопровождаете? – настаивал Шильдкнехт.

– У меня нет денег.

– Денег? А много их надо?

– Шесть грошей.

– Столько у меня и при себе найдется, – сказал Шильдкнехт, – я вам дам взаймы.

Каспар с радостью взял деньги. Сегодня давали «Дон Карлоса», а он давно мечтал посмотреть эту пьесу. За исключением взбалмошной женщины, пытающейся соблазнить принца, все в ней восхищало его. А что творилось в его душе, когда маркиз говорил королю:

Напрасно
Вступили вы в жестокий бой с природой;
Свою большую царственную жизнь
Напрасно посвятили разрушенью.
Нет, человек и выше и достойней,
Чем думаете вы. Он разобьет
Оковы слишком длительного сна
И возвратит свое святое право…

[19]

Каспар приподнялся на своем кресле, жадным, горящим взором пожирая сцену и едва удерживая крик восторга. К счастью, в темноте зала никто не заметил его порыва; только сосед, желчный старикашка – канцелярский советник, дернув за полу, грубо усадил его на место.

Весь вечер Каспар отсутствовал, и учитель поспешил учинить ему допрос. Каспар признался, что был в Дворцовом театре.

– Откуда у вас деньги? – поинтересовался Квант. Юноша отвечал, что ему подарили билет.

– Кто именно подарил?

Бездумно, все еще во власти Шиллеровой драмы, Каспар назвал первое попавшееся имя. Назавтра Квант навел справки и, разумеется, выяснил, что Каспар его надул. Загнанный в тупик, тот рассказал, как это было, и Квант обо всем доложил лейтенанту полиции.

В пять часов пополудни во дворе под окном Каспара послышался знакомый свист – две мелодических триоли; так Шильдкнехт обычно возвещал о своем приходе. Каспар поспешил вниз.

– Все у нас с вами врозь пошло, – объявил Шильдкнехт, – лейтенант полиции уволил меня за то, что я дал вам денег взаймы. Придется мне опять нести службу в казарме.

Каспар поник головой.

– Так оно всегда бывает, – пробормотал он. – Они не терпят, если кто-нибудь по-хорошему со мной обходится. – И протянул Шильдкнехту руку – на прощанье.

– Послушайте, Хаузер, – живо проговорил Шильдкнехт, – я каждую неделю два-три раза, да и вообще, едва выберется свободная минута, буду приходить сюда во двор и свистеть, как свистел. Может, я вам и понадоблюсь. Как знать!